Экономические теории денег и их современные модификации

Согласно результатам Миллера и Орра коренное различие между фирмами и домашними хозяйствами заключатся в том, что фирмы отличаются более значительными колебаниями уровня доходов. Частные агенты часто имеют трудовые контракты, которые обусловливают определенный уровень относительно доходов. Таким образом, фирмы накапливают денежные средства, когда поступления от продаж превышают расходы, и снижают уровень денежных остатков, когда расходы превышают поступления.

Здесь снова возникает вопрос оптимального использования наличных средств, но на этот раз в условиях неопределенности. Фирмы не хотят накапливать слишком большие наличные суммы, ибо в таком случае они теряют существенные доходы от процентов. Но если уровень наличности слишком низок, они должны продавать другие активы, чтобы получить необходимую им наличность. Отсюда втекает, что оптимальная политика фирм в значительной мере аналогична политике домашних хозяйств, обусловленной законом Баумоля-Тобина.

Спрос на деньги со стороны фирм – это спрос на реальные остатки. Таким образом, когда уровень цен удваивается, желаемый уровень обладания наличностью также удваивается. Как и у домашних хозяйств, спрос на деньги со стороны фирмы уменьшается при росте процентной ставки и увеличивается при росте трансакционных издержек.

Конкретные величины изменения спроса не являются точно такими же, как в модели Баумоля-Тобина, но направления этих изменений те же самые. Дополнительной интересной особенностью работы Миллера и Орра является влияние фактора неопределенности на денежный спрос. Если колебания чистого потока наличных средств фирмы увеличиваются по мере роста неустойчивости бизнеса, то наилучшей реакцией фирмы будет рост ее средних денежных остатков. Это позволяет ей успешнее переживать непредвиденные колебания чистых поступлений.

Подводя итоги, можно сказать, что реальный спрос на деньги представляет собой функцию от номинальной процентной ставки и реального уровня доходы.

2. Посткейнсианская теория денежной экономики и миражи постиндустриализма: анализ и выводы для постсоветской России

2.1 Денежная экономика в российском постиндустриальном обществе

В последнее время среди российских экономистов, относящих себя к институциональным ветвям экономической теории, все чаще ведутся разговоры о так называемом "постиндустриальном обществе", а также о том, когда же таким обществом станет Россия и что ей для этого нужно сделать. Это связано как с недостаточной обоснованностью концепции постиндустриального общества, так и с особенностями экономического развития промышленно развитых стран Запада за последние два с половиной столетия и постсоветской России за последние 15 лет.

Дело в том, что одна из основных целей современной экономической теории заключается в том, чтобы объяснить, почему одни страны богатеют, а другие беднеют, и почему пропасть между ведущими мировыми державами и слаборазвитыми государствами каждое десятилетие становится все больше. Почему, к примеру, валовой внутренний продукт на душу населения России, измеренный относительно валового внутреннего продукта на душу населения Соединенных Штатов, составлял и в 1913 г., и в 2006 г. 28%, в то время как аналогичный показатель для Японии за это же время возрос с 25 до 76%, для Южной Кореи – с 16 до 56%, для Норвегии – с 43 до 110%, для Ирландии – с 51 до 100% [20, c.17]? Иными словами, почему одни экономические системы обеспечивают быстрый, устойчивый и долговременный экономический рост, а другие не могут этого сделать? Какие базовые характеристики экономической системы позволяют ей обеспечивать такой рост?

Ответив на эти фундаментальные вопросы, можно понять, какая экономическая система должна быть сформирована в России для того, чтобы экономика нашей страны росла не только благодаря хорошей конъюнктуре цен на энергоносители.

Концепция постиндустриального общества вряд ли является подходящим "теоретическим инструментом" для достижения сформулированной цели и даже мешает этому. Полагаем, что именно посткейнсианский подход помогает выявить основные институциональные и технологические характеристики быстро и устойчиво растущей экономической системы.

Ключевое понятие в посткейнсианской традиции – неопределенность (точно так же, как у неоинституционалистов – трансакционные издержки, а в неоэволюционной теории – зависимость от предшествующей траектории развития). Именно акцент на неопределенности будущего отделяет посткейнсианство не только, скажем, от неоклассического или неоинституционального подходов, но и от различных ветвей кейнсианского "древа".

Вообще говоря, неопределенность будущего означает, что не сможем предсказать будущие результаты выбора даже при помощи вероятностных распределений, поскольку нет научной основы для вычисления соответствующих вероятностей.

По этому поводу Дж.М.Кейнс писал следующее: "… под "неопределенным" знанием я не имею в виду просто разграничение между тем, что известно наверняка, и тем, что лишь вероятно. В этом смысле игра в рулетку или выигрыш в лотерею не является примером неопределенности; ожидаемая продолжительность жизни также является лишь в незначительно степени неопределенной. … Я употребляю этот термин в том смысле, в каком неопределенными являются перспектива войны в Европе, или цена на медь и ставка процента через двадцать лет, или устаревание нового изобретения, или положение владельцев частного богатства в социальной системе 1970 года. Не существует научной основы для вычисления какой-либо вероятности этих событий. Мы этого просто не знаем" [15, с.185].

В этом плане неопределенность отличается от риска, при котором будущее можно описать при помощи вероятностных распределений, поскольку известны и количества исходов, и вероятности наступления каждого из них.

Здесь сразу следует оговориться, что в неоклассической традиции различие между риском и неопределенностью игнорируется, и эти термины обычно используются в качестве синонимов, как в теории ожидаемой полезности.

Посткейнсианцы ни в коем случае не могут согласиться с таким смешением понятием, которое сразу же уничтожает уникальность их подхода.

При этом неопределенность будущего, в свою очередь, бывает двух типов: первый тип – фундаментальная неопределенность и второй тип – неясность. При неясности будущее неопределенно, но познаваемо. Иными словами, неясность представляет собой ту форму неопределенности, которую исследовали представители австрийской школы.

Каждый в отдельности хозяйствующий субъект, в том числе и государство, почти ничего не знает о знаниях, предпочтениях и ожиданиях прочих хозяйствующих субъектов. Но рынок в целом собирает всю эту информацию воедино и генерирует верные решения. Поэтому государство никогда не сможет прийти к таким же "хорошим" результатам, к которым приходит рынок. Но информацию, которую собирает и обрабатывает рыночная система, заполучить можно, просто ценой экстремально высоких издержек.

Фундаментальная неопределенность означает не только отсутствие знаний о будущем, но и его непознаваемость. Эта непознаваемость связана с тем, что значительная часть нужной информации еще не создана. Таким образом, между настоящим и будущим возникают фундаментальные онтологические различия, и в этом – одно из базовых отличий посткейнсианства от неоклассического подхода.

Согласно неоклассикам, экономическая среда характеризуется эргодичностью. Этот термин означает, что в такой среде прошлое, настоящее и будущее могут быть описаны одной и той же функцией вероятностных распределений.

Время сводится к пространству, в том смысле, что возможны движения из одного состояния времени (места пространства) в другое в любых направлениях. Отсюда следует, в частности, что, во-первых, прошлое не сковывает людей тяжкими оковами необратимости.

Во-вторых, люди могут предсказывать будущее, либо достоверно, либо используя методы теории вероятности.

Ясно, что для посткейнсианцев такой подход неприемлем. Они полагают, что будущее радикально отличается от настоящего и прошлого, а движение во времени возможно только в одном направлении. Иными словами, посткейнсианцы исходят из принципа исторического времени, согласно которому прошлое необратимо, а будущее неопределенно. Именно в историческом времени движется экономическая среда, характеризующаяся неэргодичностью, т.е. онтологическими различиями между прошлым, настоящим и будущим.

Таким образом, неопределенность – это характеристика неэргодичной экономической среды. Следует отметить, что не всякая экономическая система неэргодична и, соответственно, не всякая экономическая система характеризуется неопределенностью. Каковы же причины появления и доминирования неопределенности в экономической среде? Почему одним экономическим системам неопределенность присуща, а другим нет?

В самом общем плане можно сказать, что неопределенность представляет собой продукт развития – экономического, технологического, социального. И далее мы постараемся детально разъяснить этот тезис. Неопределенность представляет собой проблему "сложной (экономической) системы", "сложного общества".

Под "сложностью" мы имеем в виду два аспекта. Во-первых, применение в производстве активов длительного пользования, вследствие чего производственная и вообще хозяйственная деятельность оказывается "растянутой" во времени. Как писал Дж.М.Кейнс: "Именно из-за существования оборудования с длительным сроком службы в области экономики будущее связано с настоящим" [14, c.210].

Во-вторых, высокую степень специализации людей и, соответственно, большую глубину разделения труда, вследствие чего люди оказываются тесно взаимосвязанными между собой. Именно совокупность этих двух свойств и представляет собой фундаментальную характеристику сложной экономической системы.

Даже поверхностный экскурс в такие дисциплины, как экономическая история или сравнительный анализ экономических систем показывает, что далеко не все существовавшие за историю человечества экономические системы можно назвать "сложными". Если использовать марксистскую и околомарксистскую терминологию, то первобытнообщинный строй, азиатский способ производства, экономика античного рабства, западноевропейский феодализм будут представлять собой примеры "несложных", примитивных систем.

Если же использовать терминологию из неоклассических учебников по экономике, то примером примитивной системы будет "традиционная экономика". В общем, оба свойства, превращающих экономическую систему в "сложную", являются продуктом экономического, социального и технологического развития.

Рассмотрим первое свойство – применение в производстве активов длительного пользования. Здесь подразумеваются, в первую очередь, различные элементы машинного оборудования. Ясно, что существование машинного производства – признак развитости, причем не только технологической. Ведь внедрение машин в производственную деятельность возможно только при определенных социальных институтах.

Примерно то же самое можно сказать и о втором свойстве. Большая глубина разделения труда достигается только тогда, когда навыки людей в определенных областях достигают определенных уровней технического совершенства, и, при этом, когда соответствующие социальные институты обеспечивают их специализацию. Разделение труда, как и машинное производство, возможно лишь при определенных институтах.

Крайне важен тот аспект, что любая сложная экономическая система сталкивается с необходимостью координации хозяйственной деятельности в условиях необратимости прошлого и неопределенности будущего. При этом такая проблема присуща только сложной системе. В хозяйстве, в котором степень разделения труда низка, и каждый производит только для себя, не существует неизбежной экономической взаимосвязанности между людьми, и проблемы координации вообще не возникает.

В хозяйстве, в котором производство не требует времени, но глубина разделения труда велика, проблема координации возникает, но решается приблизительно так, как описывается в вальрасианских моделях общего равновесия. Ведь в экономике без активов длительного пользования хозяйственная деятельность не приобретает временного измерения и, соответственно, проблем необратимости прошлого и неопределенности будущего не существует. Поэтому нащупывание равновесного вектора относительных цен, удовлетворяющего всех агентов, не влечет за собой издержек.

Именно подобные разновидности "товарообменного хозяйства" или, как писал Дж.М.Кейнс, экономики реального обмена, являются основными видами экономических систем, интересующих приверженцев неоклассической теории.

Один из основных пунктов посткейнсианской критики в адрес неоклассической теории заключается в том, что эта теория уподобляет экономику современных развитых стран примитивным хозяйственным системам. Иными словами, неоклассический подход осуждается посткейнсианцами за непонимание фундаментальных различий между примитивными и сложными экономическими системами.

Ведь только в сложной системе возникает необходимость координации хозяйственной деятельности в условиях необратимости прошлого и неопределенности будущего. Данное обстоятельство требует фундаментального институционального выбора, определяющего, как люди решают проблему неопределенности.

Здесь сталкиваемся с посткейнсианским подходом к сравнительному анализу экономических систем. При этом различные "сложные общества" сформировали разные институты для того, чтобы "справляться с неопределенностью". Те институты, которые были сформированы "на Западе", образовали особую разновидность сложной системы. Речь идет о денежной экономике.

Понятие денежной экономики предложил Дж.М.Кейнс в одной из своих статей, опубликованных до издания его "Общей теории занятости, процента и денег". В такой экономике, как он отмечал, "... деньги играют свою особую самостоятельную роль, они влияют на мотивы поведения, на принимаемые решения... и потому невозможно предвидеть ход событий ни на короткий, ни на продолжительный срок, если не понимать того, что будет происходить с деньгами на протяжении рассматриваемого периода" [15, с. 408].

Денежная экономика, по Дж.М.Кейнсу, является метафорой современных экономических систем западных стран и, при этом, функционирует совершенно не так, как экономика реального обмена. К сожалению, ни Дж.М.Кейнс, ни его последователи не ставили вопрос о происхождении денежной экономики.

Полагаем, что денежная экономика возникает вследствие определенного институционального выбора, совершаемого тогда, когда экономическая система становится сложной. Иными словами, денежная экономика – это продукт институционального развития сложной экономической системы [23, c. 61].

Важнейший институт денежной экономики – форвардные контракты. Контракты обеспечивают определенные гарантии, касающиеся будущих материальных и денежных потоков. Таким образом, контракты – способ снижения степени неопределенности будущего. Иными словами, форвардные контракты как бы упорядочивают хозяйственную деятельность, имеющую временную протяженность. Для того чтобы система форвардных контрактов функционировала бесперебойно, необходим другой институт – деньги.

Деньги в посткейнсианской традиции понимаются как средство соизмерения контрактных обязательства и как средство их выполнения. Таким образом, деньги в денежной экономике представляют собой не просто "средство обращения" или "всеобщий эквивалент", а, как отмечал Дж.М.Кейнс в своем "Трактате о деньгах", "... то, чем выплачиваются долговые и ценовые контракты и в чем удерживается запас общей покупательной способности" [14, с. 3].

Еще один институт, без которого немыслимо существование денежной экономики – государство как орган, выполняющий функцию защиты форвардных контрактов. Главная функция государства, по мнению посткейнсианцев, состоит вовсе не в устранении негативных экстерналий, не в борьбе с монополиями, и даже не в дискреционной макроэкономической политике, а в том, что оно обеспечивает инфорсмент, т.е. принуждение к выполнению контрактных обязательств. Неспособность или нежелание государства выполнять эту функцию – то, что было когда-то названо нами институциональной неадекватностью государства, – резко увеличивает степень неопределенности будущего и ставит под угрозу само существование денежной экономики. В

Ведь институциональная неадекватность государства подрывает доверие к контрактам, вследствие чего большинство людей будет избегать их заключать. Соответственно, будет разрушаться сама основа денежной экономики – система форвардных контрактов.

Итак, денежная экономика – это сложная экономическая система, которая базируется на использовании форвардных контрактов, урегулируемых посредством использования денег как актива длительного пользования и защищаемых государством. Именно институциональный выбор форвардных контрактов в качестве основного способа упорядочения и координации хозяйственной деятельности (вместе с деньгами и государством как институтов, "обслуживающих" функционирование системы контрактов) создает денежную экономику.

В связи с этим тезисом необходимо отметить следующее. Если государство не выполняет свою функцию инфорсмента, т.е. "защитника контрактов", будучи "институционально неадекватным", или если деньги по каким-либо причинам не могут использоваться для урегулирования контрактных обязательств, то результатом будет резкое повышение степени неопределенности будущего вместе с крайне неблагоприятными макроэкономическими последствиями. При этом такую экономическую систему нельзя называть "денежной экономикой" (хотя, наверное, можно назвать "псевдоденежной"), поскольку она не основана на использовании форвардных контрактов (они не будут использоваться, если нет актива, который мог бы их "погашать", и нет органа, который бы обеспечивал принуждение к их выполнению).

Возможно, самый напрашивающийся пример, – экономика России 1990-х годов.

Из всего этого следует, что денежная экономика и экономика, использующая деньги, – не одно и то же. Хозяйство, в котором деньги выполняют лишь функцию мимолетного посредника при заключении сделок и не являются активом длительного пользования, не может считаться денежной экономикой.

2.2 "Сравнительный анализ терминологии": денежная экономика, рыночная экономика, капитализм, индустриальная экономика

Обычно посткейнсианцы предпочитают использовать термин "денежная экономика" вместо термина "рыночная экономика". Это связано с тем, что второй из этих терминов имеет более широкий смысл. Иными словами, любая денежная экономика является рыночной, но не всякая рыночная экономика является денежной. Именно "неденежные" или "псевдоденежные" рыночные экономики, по сути, исследуются в многочисленных неоклассических моделях.

Речь идет как раз о том, что Дж.М.Кейнс называл "экономикой реального обмена". Такая экономика не обязательно является бартерной. Она может использовать деньги в качестве мимолетного посредника при заключении сделок. Для того, чтобы деньги были полноценным средством накопления и, следовательно, "привлекательным" активом длительного пользования, необходим факт их применения для урегулирования каких-либо долгосрочных отношений между хозяйствующими субъектами. Именно этот факт и наблюдается в развитых странах Запада, что позволяет считать экономики указанных стран денежными.

Денежная экономика – это слепок с основных технологических и институциональных характеристик таких стран. В такой экономике хозяйственная деятельность предполагает разнообразные "проекты" – производственные, инвестиционные, финансовые – занимающие большой промежуток времени (вспомним о применении в производстве активов длительного пользования) и требующие участия большого количества людей, обладающих разными навыками (вспомним о большой глубине разделения труда).

Страницы: 1, 2, 3