Правовой нигилизм
русской общественной мысли на западников и славянофилов (антизаконников) -
её constanta. И в последующем плоть до наших дней на идеологической арене
постоянно присутствовали различные варианты, предлагавшие стране особые,
“самобытные” пути развития и при этом (что особенно важно для нынешнего
исследования) при “распределении ролей” в общественной и государственной
жизни, макеты и планы которых предлагались, право почти всегда оказывалось
“на задворках” (в самых лучших случаях праву отводилась второстепенная
роль).
Если же обратиться к левому крылу общественной мысли, представителем
которого является, например, такой выдающийся мыслитель прошлого века как
А.И. Герцен, то можно увидеть, что в нашей литературе эти учения
характеризовались как демократические и передовые (см., например, “Историю
политических и правовых учений”, М.83г., стр.357), но было ли этих
взглядах правовое начало? Вообще, понятие “ политико-правовое учение”
неточно тем, что возводит в ранг правовых и такие учения, в которых право
или отсутствует, или предстаёт в качестве придатка, подчас достаточно
жалкого, к взглядам на государство, политику, власть. Рассматривать мысль
как придаток политической, как справедливо отмечал в своей работе главный
научный сотрудник Института государства и права РАИ, доктор юридических
наук, профессор В.А. Туманов, - “примерно то же самое, что видеть в праве
лишь инструмент государства и политики”.*
Отдавая должное борьбе А.И. Герцена с самодержавно-
крепостническими устоями, его критике российской отсталой
государственности, административного произвола и т.п., нельзя же видеть,
что осуждение существующего порядка отнюдь не сопровождалось у него должной
оценкой созидательной роли и
*- Государство и право № 8/1993г. стр 53 “Правовой нигилизм в историко-
идеологическом ракурсе ” Туманов В.А.
потенциала права. Ведь именно А.И. Герцену принадлежит высказывание:
”Русский, какого бы звания он ни был, обходит и нарушает закон всюду, где
это можно сделать безнаказанно; и совершенно так же поступает
правительство”.*
Тем не менее взгляды Герцена отнюдь не отмечены юридико-
мировоззренческими установками о роли права и закона. Скорее наоборот.
Само собой, я не собираюсь обвинять революционных демократов в
юридическом нигилизме. Вместе с тем развитию правосознания общества в плане
повышения престижа и закона их “политико-правовые учения” не очень-то
способствовали, особенно с учётом революционных призывов “к топору”.
Напрасно это обстоятельство замалчивается в современной литературе (хотя
раньше оно освещалось ещё более скудно).
Хотя в программных документах народнических организацией
(“Земля и Воля”, “Народная воля”), так же как и позднее в программах социал-
революционеров и социал-демократов, содержался ряд демократических
требований, тем не менее можно утверждать, что в целом идеология и практика
народничества (так же как идеология и практика социал-революционеров и
социал-демократов) невысоко оценивали право. Всё, что было связано с правом
интересовало их в той мере, в какой это способствовало или, наоборот,
мешало революционным установкам. С этой точки зрения чрезвычайно любопытен
следующий исторический факт - во время дискуссии один из читателей П.Л.
Лаврова обратился к нему с таким поистине провидческим вопросом: « Вы,
вероятно, согласитесь, что поднять народ для резки, внушить измученному,
умирающему от голода крестьянину и рабочему необходимость правовой расплаты
ещё не значит сделать из него гражданина будущего свободного, идеального
общества”. В ответ П.Л. Лавров предостерёг вопрошавшего от приверженности к
конституционности, призывая его “бороться с конституционалистами, чтобы те,
которые только сочувствуют нам, а не прониклись ещё социалистическим
сознанием, не могли пристать к фальшивому, ненадёжному знамени
конституционализма”.** В своей работе о государстве П.Л. Лавров развивал
мысль о том, что “юридическая функция” государства ничего хорошего обществу
не принесла. А ещё раньше в “Исторических письмах”, выдвинув странную
альтернативу,
утверждал, что “замена честности законностью есть явление
*- Собрание сочинений Герцен А.И.; М. 1956г. том 7 стр 231
**- “Ответ русскому конституционалисту” Лавров Л.Л.; М. 1935г. том 4 стр
167,170
антипрогрессивное”.* Это достаточно близко по смыслу к известной формуле:
”Жить надо не по закону, а по совести”.
Несомненно, что антиправовой была позиция экстремистского крыла
народничества, а тем более анархистских и близких им течений. Если
согласиться с мнением И.А. Бердяева, который характеризовал русское
сознание, как сознание крайностей, одной из которых является дух анархизма,
то не следует недооценивать влияние этих течений. В отношении права, как
государства они бескомпромиссны. В “Программе международного
социалистического альянса” М.А. Бакунин требовал немедленной отмены “всего
того, что на юридическом языке называлось правом, и применение этого
права”. Он же утверждал, что для торжества свободы надо отбросить
“политическое законодательство”. В отрицании конституции теоретик анархизма
как бы солидаризировался со славянофилами и их последователями. И уже
совсем по-аксаковски звучит бакунинское изречение в его книге
“Государственность и анархия”: “Немцы ищут жизни и свободы своей в
государственности и государстве; для славян же государство есть гроб”. Один
из исследователей бакунинского наследия посчитал в критике права
положительным то, что она “способствовала изживанию в среде рабочих и
революционной молодёжи иллюзий, связанных с надеждой достичь
социалистического благоденствия исключительно с помощью выборов в парламент
и надлежащих законов”** (видимо на его исследование наложило свой отпечаток
время - работа была написана в раннеперестроечный период).
“Способствование изживанию” и без того не столь великих
правовых и конституционных иллюзий, чем усиленно занимались и правые и
левые ничего хорошего в России не принесло.
Толстовство.
В 1910 году в Москве с небольшим интервалом хоронили двух
известных всей России людей, и оба раза похороны вылились в массовую
политическую демонстрацию. Один из них - лидер кадетской партии,
председатель Государственной Думы проф. С.А. Муромцев, другой - великий
русский писатель Л.Н. Толстой. Очевидно, эта близость во времени и породило
сопоставление, сделанное другим деятелем партии кадетов Н. Гредескулом в
статье,
*- “Ответ русскому конституционалисту” Лавров П.Л.; М.1935г. том 4 стр 235
**- “Бакунин” Графский В.Г. ;М. 1985г. ; стр 87
посвящённой памяти Муромцева. Оно звучало так: ”И как общественный деятель,
и как учёный Муромцев видел в праве величайшую общественную ценность.... он
любил право как священник любит свою службу или как художник любит своё
искусство... В этом отношении он был полной противоположностью, например,
Л.Н. Толстому, который ненавидел и презирал право”.*
Как ни резко звучат последние слова - они справедливы. Если
прочитать основные произведения писателя именно под углом отношения Л.
Толстого к юриспруденции, систематизировать все высказывания его о праве,
правосудии, юридических профессиях и науке, то получиться неплохое
обвинительное заключение. Центральным обвинением правосудия стало
произведение “Воскресение”, где, во-первых, происходит грубейшая судебная
ошибка по вине присяжных заседателей (престиж которых был несомненно также
подорван этим романом), а, во-вторых, сами “вершители правосудия” показаны
в весьма не приглядном виде - это люди, которых абсолютно не волнует судьба
подсудимой и которые даже во время судебного заседания целиком поглощены
своими проблемами.
На склоне лет Л.Н. Толстой в “Письме студенту о праве” высказался
предельно кратко, назвав право “гадким обманом”.** Закон и совесть для
писателя - понятия альтернативные и даже полярные; жить нужно не по закону,
а по совести.
Многие последователи справедливо отмечали, что антиюризм Толстого
сложился на благородной почве осуждения российских порядков, особенно это
касалось беззащитности простого человека перед беспристрастным лицом закона
и всемогущей юстиции. Однако не правы те, кто считает, что Толстой нападал
только на отечественные законы, - писатель не щадил и более развитые в
демократическом плане правовые системы. В1904году, отвечая американской
газете, Л.Н. Толстой утверждал, что усилия западных стран, результатом
которых стала конституция и декларация прав и свобод. Были напрасными и
абсолютно не нужными, это был неправильный и ложный путь. Досталось и
юридической науке, которую писатель квалифицировал (всё в том же “Письме к
студенту”) как ещё более лживую, чем политическая экономия.
По мнению известного юриста и политического деятеля В.А.
Маклакова, известного своими трудами по истории русской общественной мысли,
“ни на какую другую деятельность, кроме
*- “Сборник статей” Муромцев С.А. ; М. 1911г. ; стр318 –319
**- Полное собрание сочинений Толстой Л.. том 38 стр 281
разве военной, Толстой не нападал так настойчиво и постоянно, как на
судебную”.* Впрочем, необходимо отменить, что в этих нападках Толстой не
был одинок. В русской литературе подобное отношение к суду (а во многом и к
праву и к закону) получили широкое распространение. В самом деле, если
взять, например, творчество Ф.М. Достоевского, то мы увидим без труда то же
самое неуважительное (если не сказать презрительное) отношение к закону,
что и у Толстого, т.е. тот же самый правовой нигилизм. Родион Раскольников
(“Преступление и наказание”) - убийца, но у читателя (вслед за самим
Достоевским) возникает к нему невольное сочувствие, он (читатель)
симпатизирует Раскольникову намного больше, чем, скажем, следователю
Порфирию с его казуистикой и “душевыматыванием”, хотя, казалось бы,
следователь выполняет нужную функцию, - пытается изловить и изобличить
преступника, чтобы подвергнуть его справедливому наказанию.
Во втором наиболее известном произведении Достоевского - о
“братьях Карамазовых” происходит чудовищная ошибка, из-за которой ломаются
судьбы и несправедливо обвинённого, и близких ему людей. Известный писатель
М. Алданов. Анализируя подобные взгляды писал: “В русской литературе есть
немало симпатичных убийц, но нет ни одного симпатичного адвоката... Она не
любит суд вообще и в его изображении шло “по линии наименьшего
сопротивления”.
“Вехи”.
Несомненно, что представители русской религиозной философии
Н.Н. Бердяев, С. Н. Булгаков и др., объединившиеся в авторский коллектив
получившего широкую известность сборника “вехи”, обладали высокой правовой
культурой. И, тем не менее, общая позиция мировоззрения авторов “Вех”
отмечена глубокой печатью антиюридизма.
В предисловии к сборнику эта позиция сформулирована так: “
Признание теоретического и практического первенства духовной жизни над
внешними формами общежития в том смысле, что внутренняя жизнь личности есть
единственная творческая сила человеческого бытия и что она, а не
самодовлеющие начало
*- Советское государство и право №9/1978г. ; “Толстой о праве и
юридической науке” Смолярчук
политического порядка, является единственным прочным базисом для всякого
общественного строительства”*.
Поскольку право есть “внешняя форма общежития”, “начало
политического порядка”, то сколько-нибудь существенного интереса для
представителей религиозной философии оно не имеет и вольно или невольно
изгнано из числа ценностей духовной жизни, призванных обеспечить успех
общественного строительства. Оно не удостоено чести быть в одном ряду с
христианскими идеалами, православной соборностью, нравственным началом и
т.д.
Характерно, что даже Б.А. Кистяковский, единственный защитник
права в сборнике, делал существенные уступки своим философским коллегам.
Право, писал он, “ не может быть поставлено рядом с такими духовными
ценностями, как научная истина, нравственное совершенство, религиозная
святыня”**. Право для Кистяковского - это лишь внешняя свобода,
обусловленная общественной средой, а потому относительная. Она на порядок
ниже безотносительной внутренней свободы, т.е. свободы духовной. Но
Кистяковский хотя и признаёт, что эта внутренняя свобода зависела и от
права, он понимает опасность “кризиса самосознания” и недооценки социальной
роли права. Но в сборнике он одинок.
В.С. Соловьёв, яркий мыслитель и если не основатель, то
предтеча школы религиозных философов, в своем поиске универсального
мировоззрения помнил о праве, но отводил ему не очень значимую роль
“некоторого минимума нравственности”. Этого барьера правопонимания
представители школы преодолеть не смогли. По мнению же Бердяева, право
имеет значение в человеческом общении лишь как средство помешать проявлению
низменных свойств и пороков людей и гарантировать тем самым “минимум
человеческой свободы”. “Правовой строй, по его мнению -, это лишь
“узаконенное недоверие человека к человеку”.***
Право не обладает потенциалом для широких преобразований и
совершенствования общества. “Можно признавать неизбежность и относительную
иногда полезность конституционализмаи парламентаризма, но верить, что этими
путями можно создать современное общество, можно излечить от зла и
страданий уже невозможно... Вера в конституцию - жалкая вера. Вера должна
быть направлена на предметы более достойные, делать же себе кумира из
правового государства недостойно”.
*- “Вехи” М. 1991 стр 23
**- “Вехи” “В защиту права” Кистяковский Б.А. стр 109
***- “Философия неравенства ” Бердяев Н. М. 1990г. стр 90
Итак, праву отведено небольшое место в системе социальных
ценностей, в ряду средств общественного прогресса. Видный русский юрист
И.А. Покровский писал о позиции авторов “Вех”, что за призывом к
нравственному совершенству, в поисках абсолютного добра был оставлен без
внимания тот практический путь. По которому следует идти. “По этой же
причине мы свысока и с презрением относимся к праву. Мы целиком в высших
областях этики, в мире абсолютного и нам нет никакого дела до того в
высокой степени относительного и несовершенного порядка человеческого
общения, которым является право”*.
На страницах не менее известной книги “Из глубины. Сборник статей
о русской революции”, где примерно тот же круг авторов, что и “Вехах” была
сделана попытка осмыслить “то ни с чем не сравнимое морально-политическое
крушение, которое постигло наш народ и наше государство”. На страницах того
же сборника И.А. Бердяев резко обрушился на “толстовский анархизм”. Он
писал: “Толстой оказался выразителем антигосударственных, анархических
инстинктов русского народа. Он дал этим инстинктам морально-религиозную
санкцую”. Однако в том, что касается права, различия между Толстым и
Бердяевым не столь существенно. Ведь и Бердяев ставил нравственные и
христианские заповеди куда выше права.
Чтобы у читателя не сложилось слишком мрачное представление напомним ещё
раз о том, что в России в конце XIX-XX веков существовало сильное
либеральное течение, которое вело активную деятельность в защиту права,
конституционализма, правовой государственности. Юридическая наука
находилась на уровне высоких мировых стандартов, возросла роль юридических
профессий. Но в стране с огромным, исторически образовавшимся дефицитом
правосознания, низкой правовой культурой, активным антиюридизмом в духовной
этого оказалось мало.
Антиправовой морализм.
После этого “правового урока”, который получила наша страна в
ходе социалистического строительства, сегодня мало кто решится поставить
под сомнение высокую социальную ценность права и предсказать его отмирание.
Юридического нигилизма немало, но он осуждается. Идея правового государства
достаточно прочно вошла в сознание и определяет многие ориентации. Это не
*- “Из глубины. Сборник статей о русской революции” М. 1991г. стр223-22470
означает, что на идеологическом уровне (не говоря уже об обыденном
сознании) преодолены все те убеждения и стереотипы, которые мешают
достаточно полному пониманию права, его социального потенциала. В числе
таких предубеждений – одномерное представление о праве лишь как о средстве
наказания и разрешения конфликтов, отождествление права и закона и т.д.
Сюда же может быть отнесён и подход к праву, названный “антиюридическим
морализмом”. При этом подходе право предстаёт как второстепенное,
нижестоящее по отношению к “нравственным началам”. В сущности речь идёт о
продолжении и развитии “веховской” линии.
В известной брошюре А.И. Солженицына “Как нам обустроить
Россию?” имеется такой категорически сформулированный вывод: “Нравственное
начало должно стать выше, чем юридическое”*. Прийти к такому заключению
можно лишь отталкиваясь от, мягко говоря, не очень высоких представлений о
праве. Так оно и есть: “Право – это минимум нравственных требований к
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5
|