МЕНЮ


Фестивали и конкурсы
Семинары
Издания
О МОДНТ
Приглашения
Поздравляем

НАУЧНЫЕ РАБОТЫ


  • Инновационный менеджмент
  • Инвестиции
  • ИГП
  • Земельное право
  • Журналистика
  • Жилищное право
  • Радиоэлектроника
  • Психология
  • Программирование и комп-ры
  • Предпринимательство
  • Право
  • Политология
  • Полиграфия
  • Педагогика
  • Оккультизм и уфология
  • Начертательная геометрия
  • Бухучет управленчучет
  • Биология
  • Бизнес-план
  • Безопасность жизнедеятельности
  • Банковское дело
  • АХД экпред финансы предприятий
  • Аудит
  • Ветеринария
  • Валютные отношения
  • Бухгалтерский учет и аудит
  • Ботаника и сельское хозяйство
  • Биржевое дело
  • Банковское дело
  • Астрономия
  • Архитектура
  • Арбитражный процесс
  • Безопасность жизнедеятельности
  • Административное право
  • Авиация и космонавтика
  • Кулинария
  • Наука и техника
  • Криминология
  • Криминалистика
  • Косметология
  • Коммуникации и связь
  • Кибернетика
  • Исторические личности
  • Информатика
  • Инвестиции
  • по Зоология
  • Журналистика
  • Карта сайта
  • Феноменология духа в сказках в свете аналитической психологии Юнга

    кажется более правдоподобным, что склонность к уменьшительной форме, с

    одной стороны, и к чрезмерному преувеличению (великаны!) – с другой, имеет

    дело с удивительной неопределённостью понятий пространства и времени в

    бессознательном4.

    1 Речь идёт о сказке Der Vogel Greif, Nr. 84 der Kinder- und

    Hausmarchen, gesamment durch die Bruder Grimm, II. P. 29 ff. Текст

    воспроизводит фонетические ошибки.

    2 Die neue Melusine. Marchen.

    3 Ср. сочинение Юнга Einige Bemerkungen zu den Visionen des Zosimos.

    4 В одной сибирской сказке старик появляется в виде белой, до неба

    возвышающейся фигуры (Nr. 13. P. 62 [Der in Stein verwandelte Mann]).

    Человеческое чувство меры, т. е. наше рациональное понятие о большом и

    малом – это явно выраженный антропоморфизм, который становится

    недействительным не только в царстве физических явлений, но также в тех

    областях коллективного бессознательного, которые лежат за пределами

    досягаемости специфически человеческого. «Атман» меньше малого и больше

    большого, он величиной с большой палец и «всё же повсеместно перекрывает

    мир на две ладони»1. Гёте говорит о кабирах: «малы ростом, но велики

    силой»2. И правда, архетип мудрости – крошечно мал, почти неуловим, и всё

    же он обладает судьбоносной силой, что становится совершенно ясным, если

    действительно вникнуть в суть дела. Архетипы имеют эту особенность, общую с

    миром атомов, который именно в наши дни наглядно доказывает: чем глубже

    научный эксперимент проникает в мир бесконечно малого, тем чаще

    сталкивается он со всё более разрушительными величинами энергии, которые

    там находятся в связанном состоянии. То, что мельчайшее производит огромное

    действие, стало очевидным не только из области физики, но также и в

    психологическом исследовании. Как часто в критические моменты жизни Всё

    зависит от мнимого Ничто!

    В одной, определённо примитивной сказке, просветляющая природа нашего

    архетипа выражается путём идентификации старика с Солнцем. Он приносит с

    собой головешку, которую использует для того, чтобы поджарить тыкву.

    Откушав, он забирает с собой огонь, что и побуждает людей похитить этот

    самый огонь3. В одной североамериканской сказке старик является шаманом,

    который обладает огнём4. Дух имеет аспект огня, как мы знаем из Ветхого

    Завета и из повествования о чуде Пятидесятницы. Оказывается, что старик,

    наряду с благоразумием, знанием и мудростью, как уже было упомянуто,

    обладает также и моральными свойствами, даже более того: он испытывает,

    способен ли человек к нравственному поступку и свои дары ставит в

    зависимость от этой проверки. Наиболее явным примером служит эстонская

    сказка5 о падчерице и родной дочери. Первая – сирота, которая отличается

    послушанием и аккуратностью. История начинается с того, что у неё падает в

    колодец пряслица. Она прыгает вслед за ней, однако не тонет в колодце, а

    приходит в магическую страну, где

    1 Ср.: Непреодолимость ребёнка / Zur Psychologie des Kindarchetypus.

    2 «Фауст». Гёте.

    3 Indianermarchen aus Sudamerika. P. 285 [Das Ende der Welt und der

    Feuerdiebstahl].

    4 Indianermarchen aus Nordamerika. P. 74 [Geschichten von Manabusch:

    Der Feuerdiebstahl].

    5 [Nr. 53: Der Lohn der Stieftochter und der Haustochter. P. 192 ff.]

    продолжает свои поиски; там ей попадаются корова, баран и яблоня, чьи

    желания она исполняет. Она идёт к бане, в которой сидит какой-то грязный

    старик и желает, чтобы она его обмыла. Завязывается следующий диалог.

    Старик: «Красна девица, красна девица, искупай меня, очень мне тягостно

    быть таким грязным». Она: «Чем я истоплю печь?» «Собери деревянные колышки

    и вороний помёт, этим и топи». Однако она приносит хворост и спрашивает:

    «Где мне взять купальной воды?». Он: «Под зерносушилкой стоит белая кобыла,

    пусть она помочится в ушат». Девушка берёт чистую воду. «Где мне взять

    мыло?» - «Возьми банный камень и скреби меня им». Однако она приносит мыло

    из деревни и моет старика. В награду он даёт ей короб, полный золота и

    драгоценный камней. Родная дочь, конечно, позавидовала, бросила пряслицу в

    колодец, но тут же прялку и нашла. Несмотря на это, она идёт дальше и

    делает всё то, что прежде правильно сделала падчерица – только наоборот.

    Награда – соответствующая. Дальнейшее подтверждения излишни при частоте

    этого мотива.

    Образ старика, столь же превосходящего в силе, как и услужливого,

    побуждает нас поставить его в какое-либо отношение к божеству. В немецкой

    сказке о «солдате и чёрной принцессе»1 рассказывается, как проклятая

    принцесса, лежащая в железном гробу, каждую ночь заполучает себе солдата,

    который должен нести вахту на её могиле, и сжирает его. Один солдат, когда

    до него дошёл черёд нести вахту, попытался удрать. «Когда настал вечер, он

    тайком улизнул, пустился наутёк через горы и поля. И очутился он на

    прекрасном лугу. Там внезапно предстал перед ним маленький человечек с

    длинной седой бородой, который, однако, был нашим любимым Господом Богом;

    Он не пожелал более взирать на бедствия, которые еженощно учинял черт.

    «Куда держишь путь? – спросил седой человечек. – Не разрешишь ли пойти с

    тобой?» Старичок выглядел таким простодушным, что солдат рассказал ему о

    воём побеге и почему он это сделал. Теперь, по обыкновению, следует хороший

    совет. В этом рассказе, фактически, старик объявляется самим Богом, с той

    же самой ненавистью, с какой английский алхимик сэр Джон Рипли называет

    «старого короля» - «antiquus dierum»2.

    Все архетипы имеют как позитивный, благоприятный, светлый,

    вверхуказующий аспект, так и указующий вниз, частично негативный и

    неблагоприятный, частично лишь хтонический, но в дальнейшем – нейтральный

    аспект. Архетип «духа» не является исключением. Уже его карликовый облик

    означает предельную уменьшительность, а

    1 Deutsche Marchen seit Grimm. 189 ff.

    2 «Ветхие дни» (лат.). – В своей Cantilena.

    также расплывчатую природность растительного нумена, происходящего из

    преисподней. В одной балканской сказке1 он кажется убогим, поскольку

    потерял глаз. «Филины» - вид летающего чудовища – выколи ему глаз, и герой

    должен позаботиться, чтобы они же его восстановили. Старик потерял часть

    своего зрения, т. е. своей проницательности и прозорливости в демоническом

    мире тьмы; последний нанёс ему порчу, и в этом отношении старик напоминает

    судьбу Осириса, потерявшего один глаз при взгляде на чёрную свинью, а

    именно Сета; или вспомним о том же Вотане, который у источника принёс в

    жертву Мимиру один свой глаз. Примечательно, что верховным животным у

    старика в нашей сказке является козёл, последнее указывает на то, что сам

    старик обладает и тёмной стороной. В одной сибирской сказке старик

    появляется как одноногий, однорукий и одноглазый старец, пробуждающий

    железным посохом покойника. В ходе истории оживлённый покойник по ошибке

    убил старика, разрушив тем самым своё полное счастье. Название сказки

    гласит «Однобокий старик». На самом деле его ущербность означает то, что он

    в какой-то мере состоит только из одной половины. Другая половина –

    невидима, она выступает в рассказе как убийца, который посягает на жизнь

    героя истории. Наконец герою удаётся умертвить своего многократную убийцу,

    однако в неистовстве он повергает также однобокого старика, что намекает на

    идентичность обоих убитых. Из этого явствует возможность, что старик мог

    быть одновременно и своей противоположностью: как оживляющим, так и

    убийцей, - «ad utrumque peritus», - как говорится о Гермесе2.

    В тех случаях, когда старик ведёт себя скромно и чистосердечно, можно

    было бы порекомендовать – по эвристическим, так же как и по другим причинам

    – более тщательно высветить окружение. В упомянутой нами первой эстонской

    сказке о батраке, который потерял корову, возникает подозрение, что

    оказавшийся своевременно на месте и готовый помочь старик сам до этого

    хитростью умыкнул корову, чтобы придать своему подопечному изрядный мотив к

    разрыву. Это очень даже возможно: обыденный опыт показывает, что

    обдуманное, но сублиминальное знание судьбы инсценирует досадный инцидент,

    чтобы согнуть в бараний рог дурашливое Я – сознание и вывести его на путь

    истинный, которого оно иначе никогда не отыскало бы из чистой робости. Если

    бы наш сирота догадался, что именно старик своим колдовством заставил

    исчезнуть корову, то последний, пожалуй, показался бы мальчику коварным

    троллем

    1 [Balkanmarchen Nr. 36: Der Konig und seine drei Sohne.]

    2 Prudentius. Contra Symmachum; см. Raher Hugo, Die Seelenheilende

    Blume. P. 132.

    или чертом. Старик на самом деле имеет и злой аспект, так же как

    примитивный шаман, с одной стороны, является целительным помощником, а с

    другой – внушающим страх отравителем, точно так же как слово «farmakov»

    означает и лечебное средство, и яд: в конце концов, ядом в действительности

    может быть и то и другое.

    Итак, старик имеет двусмысленный, эльфический характер: то он по

    некоторым признакам кажется самим благом, как, например, в чрезвычайно

    назидательном образе Мерлина, то ему присущ (в других формах) одновременно

    и аспект зла. В одной сибирской сказке1 старик – это злой дух, «на чьей

    голове было два озера, в которых плавали две утки». Он питается

    человеческим мясом. История рассказывает, как герой и его люди идут в

    ближайшую деревню на праздник, а своих собак оставляют дома. Собаки

    постановили – по пословице «Без кота мышам масленица» - также устроить

    праздник. В разгар праздника они набрасываются на запасы мяса. Когда люди

    возвратились домой, собаки выскочили вон. И убежали они в заросли. Творец

    сказал Эмемкуту: «Ступай со своею женой искать собак». Однако последнего

    застигает пурга, и он вынужден искать убежище в хижине злого духа. Затем

    следует известный мотив одураченного черта. «Творец» называется отцом

    Эмемкута. Отец же Творца называется «самозданным», потому что он сам себя

    сотворил. Хотя в книге нигде не говорится, что старик, со своими двумя

    озерами на голове, заманил героя с его женой, чтобы утолить свой голод,

    можно всё-таки предположить, что особый дух проник в собак, пробудив их

    отметить праздник наподобие людей, чтобы впоследствии, вопреки своим

    повадкам, сбежать, дабы Эмемкут должен был их искать; и что герой попадает

    в буран, чтобы столкнуться со злым стариком. В этом ему, в качестве

    советчика, пособляет «Творец» - «сын самозданного», - из-за чего возникает

    клубок проблем, разрешение которых мы с удовольствием уступим сибирскому

    теологу.

    В балканской сказке старик даёт съесть бездетной царице волшебное

    яблоко, от которого она забеременеет и родит сына, причём старик оговорил

    своё право быть его крёстным отцом. Мальчик растёт бедовым парнем, он

    колотит всех детей и убивает у пастухов скот. В течение десяти лет он не

    получает никакого имени. Появляется старик, втыкает ему в ногу нож и

    нарекает его «ножевым принцем». Теперь мальчика потянуло на приключения,

    что отец ему, после долгих колебаний, наконец, и разрешает. Нож, торчащий у

    него в ноге, является условием его жизни: если кто-то другой его вытащит,

    то мальчик умрёт, если он вытащит нож сам – то останется в живых. В

    конечном счете,

    1 [Nr. 36: Die Hunde des Schopfers.]

    нож становится его роком, так как старая ведьма во сне вытягивает его. Он

    умирает, однако вновь возвращён к жизни своими закадычными друзьями1. Здесь

    старик, правда, полезен, но он также даритель опасной судьбы, которая с

    таким же успехом могла бы обратиться во зло. Зло ранее отчётливо

    демонстрировалось в насильственном характере мальчика.

    В другой, тоже балканской сказке мы встречаемся с вариантом нашего

    мотива, о котором стоит упомянуть: король ищет свою сестру, которую умыкнул

    чужеземец. Во время странствования он заезжает в хижину старухи, и та его

    предостерегает от продолжения поисков. Дерево, нагруженное плодами,

    заманивает героя, всё время отступая, и уводит его от хижины. Когда оно,

    наконец, останавливается, из его кроны спускается старик. Он угощает короля

    и приводит его к крепости, где живёт королевская сестра, оказавшаяся женой

    старика. Она говорит брату, что её муж – злой дух и что он убьет короля. На

    третий день король на самом деле исчезает. Тогда младший брат отправляется

    на поиски и убивает злого духа в образе дракона. Благодаря этому

    расколдовывается прекрасный молодой человек, который теперь женится на

    сестре короля. Старик, кажущийся сначала нуменом дерева, имеет очевидное

    отношение к сестре. Он – убийца. В одном вставном эпизоде ему вменяется в

    вину то, что он заколдовал целый город, сделав его «железным», т. е.

    неподвижным и замкнутым2. Он также держит в заключении сестру короля и

    более не позволяет ей вернуться к своим родственникам. Тем самым

    изображается Анимус-одержимость у сестры. В известной мере старик

    воспринимается как Анимус сестры. Однако способ, каким король втянут в эту

    одержимость и поиски сестры, наводят на мысль, что сестра имеет значение

    Анимы для брата. Следовательно, судьбоносный архетип завладел сначала

    Анимой короля, т. е. он лишил его архетипа жизни, который как раз

    персонифицирован в Аниме, и тем самым навязал ему поиск утраченной

    жизненной привлекательности, «труднодостижимой драгоценности». Он, таким

    образом, делает из короля мифического героя, т. е. значительную личность,

    которая есть выражение Самости. При этом сплошь и рядом старик действует,

    как злодей и должен быть насильственно устранён, чтобы затем появиться в

    качестве супруга сестры-Анимы: соответственно – в качестве жениха души,

    который справляет священный инцест, – символ объединения противоположного и

    подобного. Эта часто встречающаяся, рискованная энантиодромия означает не

    только

    1 [Balkanmarchen Nr. 9: Die Taten des Zarensohnes und seiner beiden

    Gefahrten.]

    2 [I. c. Nr. 35: Der Schwiegersohn aus der Fremmde.]

    омоложение и преобразование старика, но позволяет заподозрить тайную,

    внутреннюю связь зла с добром и vice-versa.

    В этой истории мы видим также архетип старика в облике преступника,

    ввергнутого в перипетии и превращения процесса индивидуализации, который

    мало-помалу доходит вплоть до hieros gamos. В упомянутой ранее русской

    сказке о лесном царе последний, наоборот, оказывается сначала услужливым и

    благодетельным, однако потом он уже не собирается отпускать своего батрака,

    так что фабула рассказа состоит в разнообразных попытках юноши вырваться из

    лап колдуна. Место поиска замещает побег, однако, кажется, будто последний

    приносит те же барыши, что и отважное поисковое приключение: герой, в конце

    концов, женится на дочери короля. Колдун же должен довольствоваться ролью

    одураченного чёрта.

    ТЕРИОМОРФНАЯ СИМВОЛИКА ДУХА В СКАЗКАХ

    Описание нашего архетипа не было бы полным, если бы мы не помянули еще

    об одном особенном способе его проявления, а именно о проявлении этого

    архетипа в животной форме. Последняя (в общем и целом) принадлежит к

    териоморфизму богов и демонов, а потому имеет такое же психологическое

    значение. Животный облик как раз указывает, что обсуждаемые содержания и

    функции пребывают во внечеловеческой области, т. е. по ту сторону

    человеческого сознания. С одной стороны, они соучаствуют в демонически-

    сверхчеловеческом, с другой — в животно-подчеловеческом. При этом

    необходимо иметь в виду, что такое разделение имеет ценность только в

    рамках сознания, где это отвечает необходимому условию мышления. Логика

    гласит: tertium non datur, т. е. мы не можем представить себе

    противоположности в их единобытии. Если же антиномия все же существует, то

    её снятие мы можем полагать только за постулат. Для бессознательного же это

    вовсе не так, и категория бытия для него не исключение, так как его

    содержания, все до единого, — парадоксальны и антиномичны по самой своей

    сути.

    Хотя старик (в только что изложенных сюжетах) демонстрирует в

    большинстве случаев и человеческую наружность, и человеческую манеру

    обхождения, но все же его колдовские способности, включая его духовное

    превосходство, указывают на нечто сверх-, или над-, или недо-человеческое в

    добре и зле. Его звериный аспект не означает умаления его ценности ни в

    глазах примитива, ни для бессознательного. Ведь в некотором отношении

    животное превосходит человека: оно еще не заплуталось в своем сознании, не

    противопоставляет своё своенравное Я той силе, которой оно живёт и которая

    в нём господствует, оно беспрекословно исполняет её волю едва ли не

    наилучшим образом. Если бы животное было сознательным, то оно было бы

    благочестивее человека. Легенда о грехопадении содержит глубокое

    наставление: не является ли она выражением смутного предчувствия того, что

    эмансипация Я - сознания представляет собой дело Люцифера. Всемирная

    история человечества с самого начала состоит из противоречия между чувством

    неполноценности и самопревозношением. Мудрость ищет середины и

    расплачивается за это смелое и рискованное предприятие сомнительным

    родством с демоном и зверем, а потому страдает превратным истолкованием

    морали.

    Зачастую в сказках мы встречаем мотив услужливых зверей. Они ведут

    себя по-человечески, говорят человеческим языком, обнаруживают ум и знания,

    Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7


    Приглашения

    09.12.2013 - 16.12.2013

    Международный конкурс хореографического искусства в рамках Международного фестиваля искусств «РОЖДЕСТВЕНСКАЯ АНДОРРА»

    09.12.2013 - 16.12.2013

    Международный конкурс хорового искусства в АНДОРРЕ «РОЖДЕСТВЕНСКАЯ АНДОРРА»




    Copyright © 2012 г.
    При использовании материалов - ссылка на сайт обязательна.