Психоаналитическое исследование Э.Фромма в работе Бегство от свободы
самоуничтожение и разрушение человеческой гордыни. Однако имеется два
расхождения. Первое -- учение Кальвина о предопределении: спасение или
осуждение не зависит от образа жизни, но предрешено богом еще до появления
человека на свет. Второе -- важность моральных усилий и добродетельной
жизни. Ибо, несмотря на то, что никакими усилиями судьбу не изменить, сам
факт приложения усилий является знаком принадлежности к спасенным. Первая
доктрина, двойственная по своей натуре -- усиливающая сомнения с одной
стороны (предначертанное проклятие) и успокаивающая с другой (уверенность в
принадлежности к избранным) давала Кальвину и его последователям
непоколебимую уверенность, поскольку они обладали убежденностью, основанной
на механизме самоуничтожения, аналогичному лютеровскому. Однако поскольку
сомнение все же остается (в силу иррациональности ответа), необходимо его
постоянное подавление; по Фромму, это осуществляется "фанатичной верой в
то, что религиозная община, к которой принадлежит человек, как раз и
является избранной богом частью человечества " [13, с. 82]. Вторая доктрина
в определенном смысле противоречит первой: "зачем стараться, если все уже
итак предопределено?" Однако психологический анализ Фромма показывает, что
исчезающе малое число людей способны радоваться жизни в условиях подобной
неопределенности. Предназначение второй доктрины, по Фромму, заключается в
том, что для преодоления чувства сомнения и бессилия необходимо что-нибудь
делать, "развить лихорадочную деятельность" [13, с. 84]. Однако и эти
вынужденные усилия не являются рациональными, т.к. деятельность в этом
случае осуществляется не для достижения результата, а для выяснения
будущего.
Другие черты характера представителя среднего класса того времени --
враждебность и завистливость. Гипертрофированное развитие этих черт
обусловлено серьезным подавлением эмоций и чувственных потребностей
человека. Усилению враждебности способствовала роскошь, в которой купались
представители церковной верхушки и капиталисты. Однако в отличие от низшего
класса, открытое проявление враждебности представителями среднего класса
было невозможно: они сами, по большей части, стремились преуспеть в общем
развитии. Подавленная таким образом враждебность разрасталась и захватывала
людей целиком, определяя отношение к окружающим и к себе [13, с. 87]. Лютер
и Кальвин оказались теми, кто эту скрытую враждебность воплотил в отношении
к богу. Кальвиновский образ бога-деспота, которому нужна безграничная
власть над людьми, есть не что иное, как проекция собственной завистливости
и враждебности среднего класса. Враждебность и завистливость могут
проявляться и по отношении к людям, пример тому -- режим правления,
установленный Кальвином в Женеве: проникнутый духом редкостной враждебности
каждого к каждому, он настраивал против дружелюбия к иностранцам, на
жестокость в отношении бедняков и создавал общую атмосферу подозрительности
[14, с. 190]. Третий и последний вариант выхода скрытой враждебности --
направление ее на себя в форме самоуничижения и самоотрицающей "совести",
обратная сторона которых -- ненависть и презрение [13, с. 90].
Итак, вследствие крушения средневековой феодальной системы индивид
стал свободен. Однако помимо свободы действий индивид лишился чувства
уверенности. Наиболее позитивное влияние новая свобода оказала на высший
класс. У низшего класса поиск новой свободы вызвал желание покончить с
растущим угнетением, так как терять было уже нечего. На средний класс новая
свобода подействовала негативно. Лишь новые религиозные учения указали
индивиду путь к преодолению тревоги. Однако исцеление оказалось временным и
только усугубило болезнь -- иррациональность учений не позволила полностью
снять сомнения и тревоги, вместо этого подавив их, в результате чего
возникла скрытая враждебность, выплеснувшаяся впоследствии на окружающих и
на самого индивида.
Вывод, который делает Фромм по третьей главе, заключается в следующем.
Социальный процесс, определяющий образ жизни (отношение к людям и к труду),
формирует характер индивида, который, в свою очередь, влияет на процесс
общественного развития; возникая и развиваясь как реакция на угрозу со
стороны новых экономических сил, новый характер сам становится
производительной силой, способствующей развитию нового экономического строя
[13, с. 93].
2.5 Современные аспекты свободы
У современного общества, по мнению Фромма, сложился взгляд на проблему
свободы, заключающийся в том, что защита завоеванной свободы от сил,
которые на нее покушаются -- единственная необходимая вещь [13, с. 96]; в
то время как необходимо добиваться свободы, позволяющей реализовать
личность, поверить в себя и в жизнь вообще. Капитализм не только освободил
человека от традиционных уз, но и внес большой вклад в развитие позитивной
свободы; с другой стороны, капитализм сделал человека еще более одиноким,
изолированным, подверженным чувству ничтожности и бессилия. Учения
Реформации предопределили процесс уничтожения связей между отдельными
индивидами через принцип частной инициативы: в католицизме отношение к богу
основано на принадлежности к церкви, протестантство оставило индивида один
на один с богом, вера Лютера носила субъективный характер, Кальвин же
пропагандировал убежденность в спасении, носившую столь же субъективный
характер. "Индивидуалистическое отношение к богу было психологической
подготовкой к индивидуализму человека в мирной жизни" [13, с. 98].
Вместе с самоутверждением индивида капитализм принес с собой
самоотрицание и аскетизм: целью жизни стала экономическая деятельность,
финансовый успех и материальная выгода. Принцип работы ради накопления
капитала объективно сыграл большую положительную роль в развитии
человечества -- именно рост производительных сил позволяет представить
такое будущее, пишет Фромм, в котором прекратится борьба за удовлетворение
самых насущных материальных нужд, -- но субъективно он заставил человека
работать на чужие цели и усилил в нем чувство личной ничтожности и
бессилия.
Мышление Лютера и Кальвина основано на предположении, что эгоизм и
любовь к себе -- понятия идентичные и исключают любовь к другому. Однако,
по Фромму, здесь допускается ошибка. "Любовь не создается каким-то
специфическим объектом, а является постоянно присутствующим фактором внутри
самой личности, который лишь "приводится в действие" определенным объектом.
Как ненависть -- это страстное желание уничтожить, так и любовь --
страстное утверждение "объекта"; это не аффект, а внутреннее родство и
активное стремление к счастью, развитию и свободе объекта любви" [13, с.
102-103]. Эгоизм, по Фромму, -- не любовь к себе, а противоположность: вид
жадности. Люди такого типа не в восторге от самих себя, в глубине души они
себя ненавидят.
Господство рынка во всех общественных и личностных отношениях привело
к тому, что все они проникнуты безразличием. Личности становятся объектами
манипуляций, инструментами. Таким же стало и отношение к труду:
производитель не заинтересован в своей продукции, он производит то, что
обеспечивает максимальную прибыль от вложенного капитала. Однако наиболее
сильно эффект "объектизации" проявился в отношении индивида к самому себе:
личность стала товаром, который продается и покупается по законам рынка.
Рынок решает, сколько в данный момент стоят те или иные качества, и если
человек не имеет качеств, пользующихся спросом, то он ничего не стоит, как
и товар, не пользующийся спросом. Таким образом, уверенность в себе
превращается в отражение того, что думает о данном индивиде рынок. Спрос
есть -- индивид считает себя "кем-то", спроса нет -- и он в собственных
глазах никто. Из числа других факторов, на которые опиралось "я", Фромм
называет престиж и власть, а уж для того, у кого не было ни того, ни
другого, источником личного престижа становилась семья.
"Осознать чувство собственного бессилия сложно, поэтому человек прячет
его под рутиной своих повседневных дел. Но одиночество, страх и
потерянность остаются. Терпеть их вечно невозможно, поэтому если люди не в
состоянии перейти от свободы негативной к свободе позитивной, они стараются
избавиться от нее вообще. Главные пути, по которым происходит бегство от
свободы, -- это подчинение вождю, как в фашистских странах, и вынужденная
конформизация, преобладающая в нашей демократии" [13, с. 118].
2.6 Механизмы бегства от свободы
Фроммовский психоанализ основан на наблюдении индивидов и последующем
переносе полученных результатов на социальные группы. Более того, для этого
необходимым является изучение явлений, наблюдаемых у невротиков, так как,
по Фромму, эти явления не отличаются в принципе от явлений, наблюдаемых у
нормальных людей, только протекают они более остро. Нормальный человек у
Фромма -- человек, способный играть социальную роль, отведенную ему в
обществе и способный принимать участие в воспроизводстве общества, то есть
способный создать семью. В классической же психологии нормальным считается
человек, хорошо приспособленный к жизни в обществе. Но поскольку хорошая
приспособленность достигается зачастую путем отказа от собственной
личности, и, наоборот, безуспешные попытки спасти индивидуальность
приводят, как правило, к появлению невротических симптомов, получается, что
человек, нормальный в смысле приспособленности, часто менее здоров в смысле
человеческих ценностей. Общество не может быть невротическим в смысле
невыполнения индивидами своих социальных функций, оно бы попросту не смогло
существовать, другое дело -- невротичность общества с точки зрения
человеческих ценностей. Психологические механизмы, рассматриваемые Фроммом,
есть механизмы бегства от свободы, возникающие из неуверенности
изолированного индивида. Такая ситуация складывается, как правило, в
обществах, неблагоприятных для человеческого счастья и самореализации [13,
с. 121-122].
При нарушении связей, обеспечивающих уверенность, у индивида имеется
два пути. Первый -- спонтанно связать себя с окружающим миром через любовь
и труд, через проявление всех своих способностей, обретая таким образом
единство с людьми, миром и самим собой, не отказываясь от независимости
своего "я" -- в терминах Фромма это путь, ведущий к позитивной свободе.
Второй -- отказ от свободы в попытке преодоления возникшего одиночества.
Этот путь, путь к негативной свободе, не в силах обеспечить индивиду былое
единение и спокойствие, так как отделенность от прошлого неизбежна; путь
это связан с отказом от своей индивидуальности, он смягчает тревогу и
делает жизнь терпимой, но проблемы не решает. При избрании последнего пути
жизнь превращается в автоматическую деятельность, не имеющую цели и
неспособную дать результат [13, с. 123-124].
Один из механизмов бегства от свободы -- отказ от своей личности и
связь ее с какой-либо внешней силой для получения силы, не достающей
индивиду. Эти механизмы выражаются в мазохистских и садистских тенденциях,
которые имеют место быть как у невротиков, так и у нормальных людей, но
выражены в разной степени. Наиболее частое проявление мазохистских
тенденций -- чувства собственной неполноценности, беспомощности. У этих
людей имеется видимое стремление избавиться от этих чувств, но
неосознаваемая связь с желанием подчиниться у них очень сильна. Они
постоянно проявляют зависимость от внешних сил, стремление подчиниться.
Жизнь ими воспринимается как огромная неуправляемая машина, с которой они
не в силах совладать. В более тяжелых случаях наблюдается увлечение
самокритикой, самоистязание (физическое или моральное), желание болеть и
другое стремление нанести себе вред. Встречаются и изощренные формы
мазохизма, когда какое-либо стремление усердно маскируется индивидом или,
например, оправдывается его абсолютной неизбежностью в данных
обстоятельствах [13, с. 125-126].
В характерах подобного типа могут наблюдаться и садистские тенденции.
Условно их можно поделить на три типа: 1) стремление к получению власти над
людьми, 2) стремление к поглощению материальных и моральных богатств людей,
3) стремление причинять другим страдания. Садистские тенденции,
естественно, рационализируются еще больше, ибо они уже не столь безобидны,
как мазохизм. Садисты обладают столь же сильной привязанностью к своим
жертвам, как и мазохисты к своим реальным или виртуальным мученикам. Именно
в этом, по Фромму, заключается парадокс долговременного существования
браков, где муж всячески унижает жену. Садомазохистские союзы (причем не
только брачные) столь же крепки, сколь союзы людей нормальных в смысле
отсутствия у них подобных наклонностей [13, с. 126].
Наблюдения за мазохистами помогли Фромму установить, что все они
переполнены страхом одиночества; страх этот может быть неосознанным или
замаскированным, но он есть, и обусловлен он негативной свободой. Мазохизм
же есть один из путей избавиться от этого страха за счет снятия с себя
бремени свободы, другими словами -- отказа от собственной личности. В
определенных условиях реализация мазохистских устремлений приносит
облегчение (в качестве примера Фромм приводит подчинение вождю в фашистском
режиме, когда индивид обретает некоторую уверенность за счет единения со
многими миллионами себе подобных). Но подобное решение избавляет лишь от
осознанного страдания, скрытая же неудовлетворенность остается. На этом и
других характерных примерах Фромм показывает иррациональность невротической
деятельности, результат которой не соответствует мотивировке: индивид не в
силах выбрать верное решение, поскольку ищет наипростейший выход из
ситуации, дающий облегчение как можно быстрее и ценой как можно меньших
затрат [13, с. 132-134].
Мазохистские узы являются вторичными узами -- "спасательным кругом" для
личностей, подавленных чувствами тревоги, сомнения, бессилия; в отличие от
первичных уз, существующих до завершения процесса индивидуализации. Попытки
получить свободу из вторичных связей обречены на провал, так как индивид в
принципе не может слиться с той силой, к которой он "прилип". Что касается
садизма, то одно из его проявлений -- жажда власти -- коренится в
психологической слабости, в неспособности личности выстоять в одиночку [13,
135-140]. Предполагая, что садомазохистские черты выражены в разной степени
в каждом человеке, Фромм показывает, что садомазохистский характер сам по
себе -- еще не свидетельство ненормальности. Индикатором наличия или
отсутствия невротичности является социальное положение человека, задачи,
которые он выполняет в обществе и шаблоны чувства и поведения,
распространенные в культуре, в которой тот проживает [13, с. 141]. Именно
садомазохистский характер типичен для низов среднего класса в Германии, где
идеология нацизма нашла отклик.
Говоря об авторитарном характере (слово "авторитарный" Фромм
употребляет вместо "садомазохистский" дабы устранить двоякое толкование),
Фромм отмечает, что наиболее специфической его чертой является отношение к
власти и силе. Для авторитарного характера люди делятся на сильных и
бессильных. Сила привлекает и вызывает готовность подчиниться, бессилье
вызывает ярость и желание унизить, растоптать человека. Другая характерная
особенность -- тенденция сопротивляться власти, даже если власть
доброжелательна и нерепрессивна по своей натуре. Авторитарный характер
любит условия, ограничивающие свободу человека, он с удовольствием
подчиняется судьбе. Общая черта всего авторитарного мышления заключается в
убеждении, что жизнь определяется силами, лежащими вне человека, за
пределами его интересов и желаний. Активность людей с авторитарным
характером основана на глубоком чувстве бессилия, которое они пытаются
преодолеть. Авторитарная философия является нигилистической и
релятивистской, в ней отсутствует понятие равенства [13, с. 142-148].
Особое внимание Фромм уделяет описанию такой формы зависимости, когда
вся жизнь человека связывается с какой-либо внешней силой, которая надежно
защитит его от всех напастей -- "волшебным помощником". Фрейд истолковывал
явление пожизненной зависимости от внешнего объекта как продолжение ранних
связей с родителями на всю жизнь. Этот феномен произвел на него настолько
большое впечатление, что в эдиповом комплексе Фрейд разглядел основу всех
неврозов и считал успешное преодоление этого комплекса главным залогом
нормального развития. Однако, по мнению Фромма, фрейдовское толкование
феномена было неверным: ни сексуальные влечения, ни вытекающие из них
конфликты не являются основой фиксации детей по отношению к родителям:
потребность связать себя с каким-то символом авторитета вызывается не
продолжением первоначального сексуального влечения к родителям, а
подавлением экспансивности и спонтанности ребенка и вытекающим отсюда
беспокойством.
Наблюдения Фромма показали, что сущность любого невроза, равно как и
нормального развития, составляет борьба за свободу и независимость. Многие
"нормальные" люди принеся в жертву личность, стали хорошо приспособленными
и потому считаются нормальными. Невротики же, по сути дела, продолжают
сопротивляться полному подчинению и представляют собой пример
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7
|