МЕНЮ


Фестивали и конкурсы
Семинары
Издания
О МОДНТ
Приглашения
Поздравляем

НАУЧНЫЕ РАБОТЫ


  • Инновационный менеджмент
  • Инвестиции
  • ИГП
  • Земельное право
  • Журналистика
  • Жилищное право
  • Радиоэлектроника
  • Психология
  • Программирование и комп-ры
  • Предпринимательство
  • Право
  • Политология
  • Полиграфия
  • Педагогика
  • Оккультизм и уфология
  • Начертательная геометрия
  • Бухучет управленчучет
  • Биология
  • Бизнес-план
  • Безопасность жизнедеятельности
  • Банковское дело
  • АХД экпред финансы предприятий
  • Аудит
  • Ветеринария
  • Валютные отношения
  • Бухгалтерский учет и аудит
  • Ботаника и сельское хозяйство
  • Биржевое дело
  • Банковское дело
  • Астрономия
  • Архитектура
  • Арбитражный процесс
  • Безопасность жизнедеятельности
  • Административное право
  • Авиация и космонавтика
  • Кулинария
  • Наука и техника
  • Криминология
  • Криминалистика
  • Косметология
  • Коммуникации и связь
  • Кибернетика
  • Исторические личности
  • Информатика
  • Инвестиции
  • по Зоология
  • Журналистика
  • Карта сайта
  • Теоретические аспекты делового общения

    древности "золотое правило" этики, призывающее не делать другим ничего

    такого, что ты сам не хотел бы претерпеть со стороны других.

    Для богословских текстов это определение универсально. "Что ненавистно

    тебе самому, не делай никому" (Евангелие от Матфея); "Чего не хочешь себе,

    не делай другому" (Конфуций); "Что вредно тебе, не делай другому" (Талмуд)

    и т. п. — разные формулировки "золотого правила" этики. В этом правиле

    интуиция этической симметрии субъектов выражена наиболее четко. Обратим

    внимание на то, что это правило представлено в запрещающей, а не в

    рекомендующей формулировке. Ведь можно было бы потребовать делать другому

    все то, что ты хотел бы, чтобы делали для тебя самого: "Поступай с другими

    так, как ты хочешь, чтобы они поступали с тобой". Но это было бы не очень

    удачно, ибо я могу хотеть столько всего, сколько я не мог бы сделать другим

    при всем желании, -их для этого, вдобавок, слишком много. Бернард Шоу

    заметил однажды про опасность делать ближнему то, чего бы ты хотел для

    себя: у него может быть иной вкус. А вот не делать другому то, что тебе

    самому неприятно, гораздо безопаснее, ибо в худшем случае риск состоит в

    том, что кто-то не получит желаемого. При этом можно утешить себя тем, что

    такое странное желание ближнего не могло прийти тебе в голову. Наоборот,

    есть вещи, которые мы полагаем благом для себя, однако они не

    воспринимаются так другими. Стремясь к подвигу как безусловному благу, мы

    не имеем моральных оснований требовать такого же стремления от ближних.

    Более того, опасно ставить ближних в ситуацию, когда единственным достойным

    выходом оказывается подвиг, к которому те духовно не подготовлены. Человек

    может страстно желать отдать себя в жертву за великую идею, но нельзя

    приносить в жертву других, которые к ней не готовы. Никто из нас не желал

    бы превратиться в средство для выполнения чужих целей, хотя общество часто

    пытается к этому нас вынудить.

    Не случайно третья формулировка категорического императива Канта строго

    запрещает рассматривать и использовать других людей как средство для

    достижения собственных (пусть самых высоких и общественно значимых) целей.

    Человек не может в принципе рассматриваться как инструмент для социальной

    деятельности, но сам есть целый мир со своими целями, которые не менее

    ценны, чем все остальные. Никто не имеет права управлять (манипулировать)

    другим как орудием ни от своего имени, ни от имени общества. Эта

    формулировка категорического императива фактически запрещает использовать

    дурные средства для достижения сколь угодно великой цели, ибо оправдывать

    такое использование было бы равносильно оправданию дурного поступка в

    отношении каких-то людей той целью, ради которой он совершается. Тем самым

    эти люди рассматривались бы как вспомогательное средство ради достижения

    некоей цели. Даже простое небрежение интересами других при деятельности,

    направленной на великую цель ("лес рубят — щепки летят"), есть по сути

    выражение инструментального отношения к другим людям, запрещаемого третьей

    формулировкой категорического императива.

    Надо еще подчеркнуть, что в отличие от рассмотренных античных этических

    систем, где центр тяжести лежит в достижении определенного состояния души,

    которое может считаться счастливым или добродетельным, категорический

    императив ставит акцент на конкретном действии, на оценке поступка через

    категорию морального долга.

    Этическая система Канта, вся его концепция этики содержит ту существенную

    истину, что мораль нуждается в опоре на какие-то абсолютные принципы,

    стоящие выше непосредственных человеческих интересов. Хотя утилитарная

    этика тоже оперирует понятием высшего блага, или высшей ценности, эта

    ценность всего лишь утилитарна, она не выходит за человеческие измерения.

    Если утилитарная этическая система откровенно корыстна и вынуждена

    оправдываться тем, что она опосредованно способствует альтруистическим

    поступкам, то этика категорического императива требует бескорыстия

    практически нечеловеческих масштабов, фактически отказывая субъекту даже в

    чувстве удовольствия от исполненного долга. Наоборот, утилитарная этика как

    бы провоцирует использование недоброкачественных средств, поскольку наличие

    высшей цели, достижение которой обладает абсолютной ценностью,

    предполагает, что от нее нельзя отказаться, даже если ради нее приходится

    поступаться менее значимыми ценностями. В противном случае это означало бы

    отказ от высшей ценности ради низших, что есть с позиции утилитаризма

    безусловно дурной поступок.

    Возникает существенный вопрос: возможна ли такая абсолютная ценность,

    достижение которой автоматически исключало бы применение дурных средств!

    Если абсолютная ценность такова, то проблема оправдания дурных средств

    высокой целью снимается сама собой. Если этическая система принимает в

    качестве абсолютной такую ценность, которая отвечает приведенному условию

    саморазрушения от использования дурных средств, то в такой системе никакие

    цели не могут оправдывать дурные средства. Цель, состоящая в достижении

    такого абсолюта, ставила бы перед субъектом не менее абсолютные требования,

    чем категорический императив, но при этом указывала бы ему непосредственно

    ощутимый личный выигрыш.

    Итак, мы хотим спроектировать этическую систему, в основе которой лежала

    бы абсолютная ценность, удовлетворяющая следующим условиям:

    - обладание этой ценностью давало бы человеку непосредственно ощущаемое

    удовлетворение;

    — эта ценность исключала бы применение дурных средств, поскольку

    применение таковых действовало бы на нее разрушительно и ценность

    становилась бы недостижимой.

    Если бы мы указали такую абсолютную ценность, то основанная на ней

    этическая система сочетала бы в себе достоинства утилитарных и абсолютных

    систем. Тем самым было бы возможно преодолеть их противопоставление путем

    своеобразного синтеза.

    М.А. Розов предложил принять в качестве абсолютной ценности сохранение

    культурной памяти — сбережение "генофонда" культуры. Дело в том, что каждый

    человек является участником своеобразной эстафеты, в которой передаются

    культурные образцы, перенимаемые участниками путем подражания предыдущим.

    Ущерб, нанесенный каждому, грозит нарушить эстафету в целом и потому

    угрожает указанной абсолютной ценности. Сохранение памяти культуры

    невозможно тем самым с помощью дурных средств.

    Недостаток этой идеи построения этики состоит в том, что культурная

    память в качестве абсолютной ценности не удовлетворяла бы первому из

    выдвинутых нами условий. Человек не ощущает сохранение культуры в целом как

    непосредственную личную ценность. Такая ценность для него не утилитарна,

    ибо недостаточно эгоистична. Она лишь очень опосредованно связана с личными

    стремлениями и побуждениями отдельного человека. Эта ценность не

    переживается и даже не предвкушается как доставляющая счастье. Скорее она

    ощущается как некий абстрактный долг вроде любви к абстрактному

    человечеству.

    В религиозной этике в качестве абсолюта выступает Бог, с которым у

    человека предполагаются персональные отношения, а в качестве абсолютной

    ценности — возможность личного общения с Богом, воссоединение с Богом.

    Непосредственное созерцание Бога, единение с Богом и в конечном счете

    обретение вечной жизни рассматриваются религиозным человеком, находящимся в

    рамках своей конфессии или обладающим достаточной религиозной интуицией,

    как высшее благо. При этом в новозаветной формулировке этой заповеди мерой

    любви к ближнему оказывается любовь к самому себе: "...возлюби ближнего

    твоего, как самого себя..." (Мф. 22:39). Из этого следует, что в

    религиозной этике (в христианстве это наиболее ярко выражено) достижение

    абсолютной ценности неразрывно связано с полным отказом от дурных действий

    в отношении других людей.

    Обычно этике религиозного типа и тем, кто ее исповедует, предъявляют

    упрек в корыстном отношении к добру, ибо любой добрый поступок ими

    совершается в расчете на награду в виде обетованного вечного блаженства

    созерцания Бога или, по крайней мере, с мыслью о такой награде. В то же

    время человек, принимающий веление категорического императива, заведомо

    отказывается от всякой награды.

    На это можно ответить, что корысть всегда подразумевает получить как

    можно больше, затратив как можно меньше. Но абсолютная ценность,

    предлагаемая в религиозной этике, такова, что любая попытка "сэкономить" на

    усилиях по ее достижению приводит к безвозвратной утрате всяких шансов.

    Нельзя говорить о корысти, когда затрачиваемое в принципе

    не соразмеряется с наградой, когда человек отдает всего себя, чтобы

    получить блаженство, которое он даже не в состоянии себе представить, а

    только верит, что это и есть единственное ценное блаженство.

    Корыстное отношение к делу всегда требует гарантий получения искомого

    результата. Ростовщик — образец корыстного поведения — дает ссуду под

    залог, ценность которого существенно превышает ценность ссуды. Утилитарная

    этическая система обычно дает гарантии, что при точном соблюдении ее

    рекомендаций человек достигнет желаемого счастья. Христианская этика

    гарантий не дает. Бог не дает нам гарантии не только награды, но и

    собственного существования. Он требует веры и послушания и одновременно

    призывает: "стучите, и отворится".

    Подчеркнем, что в христианской этике абсолютная ценность не принадлежит к

    числу естественных, достигаемых в посюстороннем мире, но имеет

    сверхъестественный статус. По-видимому, попытки найти естественную

    абсолютную ценность, привлекательность которой была бы ясна обычным людям и

    которая исключала бы использование дурных средств, обречены на провал.

    С точки зрения реалистической этики мораль требует от человека оставаться

    в согласии с реальностью, быть верным этой реальности, в том числе

    собственной человеческой сущности. Иначе говоря, реалистическая этика

    требует от человека соразмерять свои поступки и их оценки с высшей духовной

    реальностью, с ограничениями природных и общественных условий и

    притязаниями окружающих, а также с велениями совести и правильно

    понимаемыми собственными интересами. Для этого он обязан использовать свой

    разум как главную движущую силу человеческой природы. В конце концов и

    этический утилитаризм, и категорический императив суть плоды человеческого

    разума, выросшие из стремления осознать роль и задачи человека, его место в

    реальной жизни. Согласие с реальностью есть основная предпосылка

    устанавливаемых разумом моральных норм, основанных на познании

    действительности, включающей в себя самого человека, и (в религиозных

    терминах) Божьего замысла о нем.

    Однако следует помнить, что опора только на готовые плоды человеческого

    разума может привести к отказу от личного действия на основе разума,

    характерному для полуобразованности. «Такой человек не умеет исследовать и

    познавать, он умеет только "понимать" то, что просто и плоско, и помнить.

    Он живет заученными формулами, от которых в голове все становится плоско и

    просто... Таинственная глубина материального и душевного мира остается им

    недоступной, и все их воззрение на природу и людей оказывается предметом их

    суеверия. И нередко бывает так, что, чем пошлее их миропонимание, тем

    фанатичнее они верят в него» (И. Ильин).

    Верность действительности есть основной (абсолютный) ориентир

    реалистической этики, согласно которому субъект этического действия

    выбирает свой путь. Реалистическая этика переносит фокус внимания с оценки

    поступка на развитие личности, способной адекватно понимать

    действительность на основе разума и оставаться верной этой

    действительности, используя свою волю. Тем самым происходит возвращение к

    Аристотелю на более высоком уровне. Сами моральные нормы формируются с

    помощью разума для того, чтобы правильно "поместить" человека в мир, дать

    ориентиры и основания для точного отношения к действительности и тем самым

    для самосовершенствования. Эти основания трактуются в духе философского

    реализма св. Фомы Аквинского, полагающего, что каждое бытие имеет свою

    сущность — то, что оно действительно собой представляет (его "чтойность").

    Именно сущность определяет все качества бытия, его признаки или

    характеристики. Сами по себе эти признаки не могут находиться в отрыве от

    бытия или действовать сами по себе.

    В реалистической этике целью является не моральность действий, но

    нравственное совершенство человеческой природы, достигаемое в процессе

    становления личности. При этом оценки поступков зависят от конкретного

    контекста, в котором они осуществляются. Вопрос о будущем поступке требует

    обсуждения некоей ситуации, о которой мы в состоянии судить лишь по ее

    признакам, а не по сущности. Увидеть ее сущность можно, лишь оказавшись

    внутри ее и ощутив личную ответственность за происходящее. Автору

    приходилось листать "Задачник по этике", содержавший перечень задач типа:

    "Кого вы будете спасать, если рядом с вами тонут академик и слесарь?" Более

    безнравственного и этически дезориентированного занятия, чем решение

    подобных задач, трудно придумать, ибо они заранее ориентируют на снятие с

    себя персональной ответственности в реальной ситуации. Этические задачи

    нельзя решать отчужденно - как бы за другого. Мы не можем в принципе понять

    ситуацию за другого и принять за него ответственное решение.

    К решению моральных проблем не подготовят никакой тренинг, никакое

    перечисление признаков морального поведения. Прежде всего надо реально

    оказаться в ситуации, где бремя свободного выбора пало лично на тебя, и уже

    тогда определять, что есть лучший выбор в этом случае. Важно только

    оказаться подготовленным к взятию на себя этого бремени.

    В сущности, моральное развитие человека подразумевает целенаправленное

    саморазвитие и выработку внимания к тому, что происходит в

    действительности, т. е. к обращенным к нему духовным требованиям, условиям

    физической возможности и целесообразности тех или иных собственных

    поступков и влияния, которое они могут оказать на внутренний мир этого

    человека. Именно внимание позволяет осознать, что мы очень часто не можем

    предвидеть дальних последствий собственных действий и что есть поступки,

    которые недопустимы ни при каких обстоятельствах, ибо они сами по себе

    искажают человеческую сущность.

    Есть три основных типа отношения к действительности, над которой у нас

    нет никакой власти. Их можно определить как фатализм, цинизм и реализм.

    Фатализм — это слепое подчинение действительности как неумолимой судьбе,

    которой можно только подчиниться и постараться по возможности о ней не

    думать. Цинизм — это стремление оправдать вседозволенность поступков тем,

    что они уже ни на что не влияют. Реализм состоит в том, чтобы, не пытаясь

    изменить не поддающееся изменению (приняв ситуацию такой, как она есть),

    постараться использовать его во благо и для самосовершенствования.

    Реалисту, как всегда, потому труднее, что для него выбор не столь узок:

    от прямого сопротивления до стойкого несогласия и поиска минимальных

    степеней свободы. Важно то, что необходимо найти возможность сохранить

    свободу, несмотря на многочисленные ловушки, соблазны и трудности

    определения границы между допустимым компромиссом и полной потерей лица.

    Словом, реалист находит возможность выбора там, где другие ее уже не видят.

    Если же перед человеком стоит соблазн совершить явно противоречащий

    моральным требованиям поступок, реалистическая этика настаивает на том, что

    не следует даже рассматривать варианты, оправдывающие этот поступок. Его не

    следует совершать ни при каких условиях: здесь действует абсолютный

    моральный запрет. Как писал Достоевский, даже счастье человечества не стоит

    единой детской слезинки. Есть вещи, которые нельзя делать ни при каких

    обстоятельствах, они не могут быть оправданы никакой перспективой будущих

    благ. Мораль тем и сильна, что формулирует абсолютные запреты, которые не

    следует преступать никогда. Иначе это не мораль, а беспомощный призыв быть

    хорошими. Религиозная мораль формулирует такие запреты в заповедях, в

    определении главных грехов. Но эти запреты не имеют никакой религиозной

    специфики: они понятны любому нравственно не ущербному человеку.

    Тут есть один важный практический момент. Когда человек попадает в

    этически напряженную ситуацию, понимая, что ему предстоит нелегкий и

    опасный выбор, очень полезно заранее определить для себя, чего не следует

    делать ни в коем случае. Здесь требуется не конкретный расчет вариантов, а

    ясное понимание, что "я этого не сделаю никогда, хотя это мне будут

    настойчиво предлагать". Такая предварительная установка очень помогает не

    сделать непоправимый выбор, которого человек впоследствии будет стыдиться.

    Хорошие варианты могут "подвернуться по дороге", но они легче придут в

    голову, если будет напрочь отсечено все, что абсолютно не дозволено делать.

    Если ты поставил себя в недвусмысленную позицию по отношению к злу, то

    добро найдет тебя само. Главное — избавиться от искушения мысли, что в силу

    обстоятельств то или иное зло может быть оправданно. Это самая

    распространенная и самая опасная приманка. Более того, сущность зла в том,

    что оно маскируется под добро, под то, что в данных условиях выглядит

    лучшим выходом.

    Между тем, "что я семь", и тем, "чем я должен быть", проходит линия

    напряжения. Именно здесь требуются усилия, чтобы выполнить моральный долг

    Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11


    Приглашения

    09.12.2013 - 16.12.2013

    Международный конкурс хореографического искусства в рамках Международного фестиваля искусств «РОЖДЕСТВЕНСКАЯ АНДОРРА»

    09.12.2013 - 16.12.2013

    Международный конкурс хорового искусства в АНДОРРЕ «РОЖДЕСТВЕНСКАЯ АНДОРРА»




    Copyright © 2012 г.
    При использовании материалов - ссылка на сайт обязательна.