Зигмунд Фрейд - Введение в психоанализ (лекции)

[188]

символики чрезвычайно обширна, символика сновидений является ее малой

частью, даже нецелесообразно приступать к рассмотрению всей этой проблемы

исходя из сновидения. Многие употребительные в других областях символы в

сновидениях не встречаются или встречаются лишь очень редко, некоторые из

символов сновидений встречаются не во всех других областях, а только в той

или иной. Возникает впечатление, что перед нами какой-то древний, но

утраченный способ выражения, от которого в разных областях сохранилось

разное, одно только здесь, другое только там, третье в слегка измененной

форме в нескольких областях. Я хочу вспомнить здесь фантазию одного

интересного душевнобольного, воображавшего себе какой-то “основной язык”,

от которого во всех этих символических отношениях будто бы имелись остатки.

В-третьих, вам должно было броситься в глаза, что символика в других

указанных областях не только сексуальная, в то время как в сновидении

символы используются почти исключительно для выражения сексуальных объектов

и отношений. И это нелегко объяснить. Не нашли ли исходно сексуально

значимые символы позднее другое применение и не связан ли с этим известный

переход от символического изображения к другому его виду? На этот вопрос,

очевидно, нельзя ответить, если иметь дело только с символикой сновидений.

Можно лишь предположить, что существует особенно тесное отношение между

истинными символами и сексуальностью.

По этому поводу нам было дано в последние годы одно важное указание.

Филолог Г. Шпербер (Упсала),

[189]

работающий независимо от психоанализа, выдвинул (1912) утверждение, что

сексуальные потребности принимали самое непосредственное участие в

возникновении и дальнейшем развитии языка. Начальные звуки речи служили

сообщению и подзывали сексуального партнера; дальнейшее развитие корней

слов сопровождало трудовые операции первобытного человека. Эти работы были

совместными и проходили в сопровождении ритмически повторяемых языковых

выражений. При этом сексуальный интерес переносился на работу. Одновременно

первобытный человек делал труд приятным для себя, принимая его за

эквивалент и замену половой деятельности. Таким образом, произносимое при

общей работе слово имело два значения, обозначая как половой акт, так и

приравненную к нему трудовую деятельность. Со временем слово освободилось

от сексуального значения и зафиксировалось на этой работе. Следующие

поколения поступали точно так же с новым словом, которое имело сексуальное

значение и применялось к новому виду труда. Таким образом возникало какое-

то число корней слов, которые все были сексуального происхождения, а затем

лишились своего сексуального значения. Если вышеизложенная точка зрения

правильна, то перед нами, во всяком случае, открывается возможность

понимания символики сновидений. Мы могли бы понять, почему в сновидении,

сохраняющем кое-что из этих самых древних отношений, имеется такое огромное

множество символов для сексуального, почему в общем оружие и орудия

символизируют мужское, материалы и то, что обрабатывается, — женское.

Символическое отношение было бы остатком древней принадлежности слова;

вещи, которые когда-то назывались так же, как и гениталии, могли теперь в

сновидении выступить для того же в качестве символов.

Но благодаря этим параллелям к символике сновидений вы можете также

оценить характерную осо-

[190]

бенность психоанализа, благодаря которой он становится предметом всеобщего

интереса, чего не могут добиться ни психология, ни психиатрия. При

психоаналитической работе завязываются отношения с очень многими другими

гуманитарными науками, с мифологией, а также с языкознанием, фольклором,

психологией народов и религиоведением, изучение которых обещает ценнейшие

результаты. Вам будет понятно, почему на почве психоанализа вырос журнал

Imago, основанный в 1912 г. под редакцией Ганса Сакса и Отто Ранка,

поставивший себе исключительную задачу поддерживать эти отношения. Во всех

этих отношениях психоанализ сначала больше давал, чем получал. Хотя и он

извлекает выгоду из того, что его своеобразные результаты подтверждаются в

других областях и тем самым становятся более достоверными, но в целом

именно психоанализ предложил те технические приемы и подходы, применение

которых оказалось плодотворным в этих других областях.1 Душевная жизнь

----------------------------------------

1 Фрейд ошибочно утверждает, будто психоанализ впервые проложил мост

между психологическим исследованием, с одной стороны, и исследованиями

культуры — с другой. Программа разработки “психологии народов” (культурно-

исторической психологии) возникла задолго до Фрейда, в 60-х гг. прошлого

века (Штейнталь, Лазарус и др.). В дальнейшем, в начале XX в., эту

программу стремился реализовать В. Вундт в своей десятитомной “Психологии

народов”. За несколько лет до Вундта другой немецкий философ — В. Дильтей

выступил с работой, в которой обосновывал необходимость наряду с

естественнонаучной (“объяснительной”) психологией развивать культурно-

историческую (“описательную”), которая своим предметом имеет включенность

духовной жизни личности в континуум культурно-смысловых связей.

Указанным концепциям был присущ психологизм — выведение социально-

исторических явлений и продуктов из процессов и механизмов индивидуального

сознания. Подмена общественных закономерностей динамикой бессознательных

влечений является типичной особенностью психоанализа. За предложением

Фрейда распространить понятия в объяснительные принципы психоанализа на

науки о культуре скрывались неверные методологические установки,

воспринятые в дальнейшем рядом исследователей культуры на Западе.

Вместе с тем, указав на своеобразие семейно-брачных отношений в различных

культурах, Фрейд побудил этнографов заняться их специальным изучением.

[191]

отдельного человеческого существа дает при психоаналитическом исследовании

сведения, с помощью которых мы можем разрешить или, по крайней мере,

правильно осветить некоторые тайны из жизни человеческих масс.

Впрочем, я вам еще не сказал, при каких обстоятельствах мы можем глубже

всего заглянуть в тот предполагаемый “основной язык”, из какой области

узнать о нем больше всего. Пока вы этого не знаете, вы не можете оценить

всего значения предмета. Областью этой является невротика, материалом —

симптомы и другие невротические проявления, для объяснения и лечения

которых и был создан психоанализ.

Рассматривая вопрос с четвертой точки зрения, мы опять возвращаемся к

началу и направляемся по намеченному пути. Мы сказали, что даже если бы

цензуры сновидения не было, нам все равно было бы нелегко понять

сновидение, потому что перед нами встала бы задача перевести язык символов

на язык нашего мышления в состоянии бодрствования. Таким образом, символика

является вторым и независимым фактором искажения сновидения наряду с

цензурой. Напрашивается предположение, что цензуре удобно пользоваться

символикой, так как она тоже стремит-

[192]

ся к той же цели — сделать сновидение странным и непонятным.

Скоро станет ясно, не натолкнемся ли мы при дальнейшем изучении

сновидения на новый фактор, способствующий искажению сновидения. Я не хотел

бы оставлять тему символики сновидения, не коснувшись еще раз того

загадочного обстоятельства, что она может встретить весьма энергичное

сопротивление образованных людей, тогда как распространение символики в

мифах, религии, искусстве и языке совершенно несомненно. Уж не определяется

ли это вновь отношением к сексуальности?

[193]

ОДИННАДЦАТАЯ ЛЕКЦИЯ

Работа сновидения

Уважаемые дамы и господа! Если вы усвоили сущность цензуры сновидения и

символического изображения, хотя еще и не совсем разрешили вопрос об

искажении сновидения, вы все-таки в состоянии понять большинство

сновидений. При этом вы можете пользоваться обеими дополняющими друг друга

техниками, вызывая у видевшего сон ассоциативные мысли до тех пор, пока не

проникнете от заместителя к собственному [содержанию], подставляя для

символов их значение, исходя из своих собственных знаний. Об определенных

возникающих при этом сомнениях речь будет идти ниже.

Теперь мы можем опять взяться за работу, которую в свое время пытались

сделать, не имея для этого достаточно средств, когда мы изучали отношения

между элементами сновидения и его собственным [содержанием] и установили

при этом четыре такие основные отношения: части к целому; приближения, или

намека; символического отношения и наглядного изображения слова. То же

самое мы хотим предпринять в большем масштабе, сравнивая явное содержание

сновидения в целом со скрытым сновидением, найденным путем толкования.

[194]

Надеюсь, вы никогда не перепутаете их друг с другом. Если вы добьетесь

этого, то достигнете в понимании сновидения большего, чем, вероятно,

большинство читателей моей книги Толкование сновидений. Позвольте еще раз

напомнить, что та работа, которая переводит скрытое сновидение в явное,

называется работой сновидения (Traumarbeit). Работа, проделываемая в

обратном направлении, которая имеет целью от явного сновидения добраться до

скрытого, является нашей работой толкования (Deutungsarbeit). Работа

толкования стремится устранить работу сновидения. Признанные очевидным

исполнением желания сновидения детского типа все-таки испытали на себе

частичную работу сновидения, а именно перевод желания в реальность и по

большей части также перевод мыслей в визуальные образы. Здесь не требуется

никакого толкования, только обратный ход этих двух превращений. То, что

прибавляется к работе сновидения в других сновидениях, мы называем

искажением сновидения (Traumentstellung); именно его и нужно устранить

посредством нашей работы толкования.

Сравнивая большое количество толкований сновидений, я в состоянии

последовательно показать вам, что проделывает работа сновидения с

материалом скрытых его мыслей. Но я прошу вас не требовать от этого слишком

многого. Это всего лишь описание, которое нужно выслушать со спокойным

вниманием.

Первым достижением работы сновидения является сгущение (Verdichtung). Под

этим мы подразумеваем тот факт, что явное сновидение содержит меньше, чем

скрытое, т. е. является своего рода сокращенным переводом последнего.

Иногда сгущение может отсутствовать, однако, как правило, оно имеется и

очень часто даже чрезмерное. Но никогда не бывает обратного, т. е. чтобы

явное сновидение было больше скрытого по объему и содержанию. Сгущение

происходит

[195]

благодаря тому, что: 1) определенные скрытые элементы вообще опускаются; 2)

в явное сновидение переходит только часть некоторых комплексов скрытого

сновидения; 3) скрытые элементы, имеющие что-то общее, в явном сновидении

соединяются, сливаются в одно целое.

Если хотите, то можете сохранить название “сгущение” только для этого

последнего процесса. Его результаты можно особенно легко

продемонстрировать. Из своих собственных сновидений вы без труда вспомните

о сгущении различных лиц в одно. Такое смешанное лицо выглядит как А, но

одето как Б, совершает какое-то действие, какое, помнится, делал В, а при

этом знаешь, что это лицо — Г. Конечно, благодаря такому смешиванию

особенно подчеркивается что-то общее для всех четырех лиц. Так же, как и из

лиц, можно составить смесь из предметов или из местностей, если соблюдается

условие, что отдельные предметы и местности имеют что-то общее между собой,

выделяемое скрытым сновидением. Это что-то вроде образования нового и

мимолетного понятия с этим общим в качестве ядра. Благодаря накладыванию

друг на друга отдельных сгущаемых единиц возникает, как правило, неясная,

расплывчатая картина, подобно той, которая получается, если на одной

фотопластинке сделать несколько снимков.

Для работы сновидения образование таких смесей очень важно, потому что мы

можем доказать, что необходимые для этого общие признаки нарочно создаются

там, где их раньше не было, например, благодаря выбору словесного выражения

какой-либо мысли. Мы уже познакомились с такими сгущениями и смешениями;

они играли роль в возникновении некоторых случаев оговорок. Вспомните

молодого человека, который хотел begleitdigen даму. Кроме того, имеются

остроты, механизм возникновения которых объяс-

[196]

няется таким сгущением. Однако независимо от этого можно утверждать, что

данный процесс является чем-то необычным и странным. Правда, образование

смешанных лиц в сновидении имеет аналогии в некоторых творениях нашей

фантазии, которая легко соединяет в одно целое составные части, в

действительности не связанные между собой, — например, кентавры и сказочные

животные в древней мифологии или на картинах Беклина. Ведь “творческая

фантазия” вообще не может изобрести ничего нового, а только соединяет

чуждые друг другу составные части. Но странным в способе работы сновидения

является следующее: материал, которым располагает работа сновидения,

состоит ведь из мыслей, мыслей, некоторые из которых могут быть

неприличными и неприемлемыми, однако они правильно образованы и выражены.

Эти мысли переводятся благодаря работе сновидения в другую форму, и странно

и непонятно, что при этом переводе, перенесении как бы на другой шрифт или

язык находят свое применение средства слияния и комбинации. Ведь обычно

перевод старается принять во внимание имеющиеся в тексте различия, а

сходства не смешивать между собой. Работа сновидения стремится к совершенно

противоположному: сгустить две различные мысли таким образом, чтобы найти

многозначное слово, в котором обе мысли могут соединиться, подобно тому,

как это делается в остроте. Этот переход нельзя понять сразу, но для

понимания работы сновидения он может иметь большое значение.

Хотя сгущение делает сновидение непонятным, все-таки не возникает

впечатления, что оно является результатом действия цензуры сновидения.

Скорее, хочется объяснить его механическими и экономическими факторами;

однако приходится принимать в расчет и цензуру.

Результаты сгущения могут быть совершенно исключительными. С его помощью

иногда возможно объе-

[197]

динить две совершенно различные скрытые мысли в одном явном сновидении, так

что можно получить одно вроде бы удовлетворяющее толкование сновидения и

все же при этом упустить возможность другого.

Следствием сгущения является также отношение между скрытым и явным

сновидением, заключающееся в том, что между различными элементами и не

сохраняется простого соответствия. Один явный элемент соответствует

одновременно нескольким скрытым, и наоборот, один скрытый элемент может

участвовать в нескольких явных как бы в виде перекреста. При толковании

сновидения оказывается также, что [ассоциативные] мысли к отдельному явному

элементу не всегда приходят по порядку. Часто приходится ждать, пока все

сновидение не будет истолковано.

Итак, работа сновидения совершает очень необычную по форме транскрипцию

мыслей сновидения — не перевод слова за словом или знака за знаком и не

выбор по определенному правилу, когда передаются только согласные какого-

нибудь слова, а гласные опускаются, что можно было бы назвать

представительством, т. е. один элемент всегда извлекается вместо

нескольких, — но это нечто другое и гораздо более сложное.

Вторым результатом работы сновидения является смещение (Verschiebung).

Для его понимания мы, к счастью, провели подготовительную работу; ведь мы

знаем, что оно целиком является делом цензуры сновидения. Оно проявляется

двояким образом, во-первых, в том, что какой-то скрытый элемент замещается

не собственной составной частью, а чем-то отдаленным, т. е. намеком, а во-

вторых, в том, что психический акцент смещается с какого-то важного

элемента на другой, не важный, так что в сновидении возникает иной центр и

оно кажется странным.

[198]

Замещение намеком известно нам и по нашему мышлению в бодрствующем

состоянии, однако здесь есть различие. При мышлении в бодрствующем

состоянии намек должен быть легко понятным, а заместитель иметь смысловое

отношение к собственному [содержанию] (Eigentliche). И острота часто

пользуется намеком, она отказывается от ассоциации по содержанию и заменяет

ее необычными внешними ассоциациями, такими, как созвучие и многозначность

слова и др. Но она сохраняет понятность; острота лишилась бы всего своего

действия, если бы нельзя было без труда проделать обратный путь от намека к

собственному содержанию. Но намек смещения в сновидении свободен от обоих

ограничений. Он связан с замещаемым элементом самыми внешними и отдаленными

отношениями и поэтому непонятен, а если его разъяснить, то толкование

производит впечатление неудачной остроты или насильственно притянутой за

волосы, принужденной интерпретации. Цензура только тогда достигает своей

цели, когда ей удается полностью затемнить обратный путь от намека к

собственному [содержанию].

Смещение акцента как средство выражения мысли не встречается. При

мышлении в бодрствующем состоянии мы иногда допускаем его для достижения

комического эффекта. Впечатление ошибки, которое оно производит, я могу у

вас вызвать, напомнив один анекдот: в деревне был кузнец, который совершил

преступление, достойное смертной казни. Суд постановил, что он должен

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26