Журналистика конца XIX века

Следовательно, работать, как Шрейер, с таким же размахом и успехом, мог только человек, отбросивший в сторону понятия о чести и совести. Обман не считался больше предосудительным средством работы журналиста. Цель - добывание новостей оправдывала любые средства.

Раздобыв ему одному известную новость, Шрейер шел по редакциям и предлагал ее, как купец редкий и дефицитный товар, за самую дорогую цену, то есть по двугривенному за строку.

В прежние времена, чтобы быть хорошим журналистом, нужно было иметь литературный талант и определенные убеждения. И совсем не обязательным было обладание физической силой, ловкостью, пронырливостью, быстротой реакции. В своих «Записках» репортер-восьмидесятник Александр Чехов выставляет такие требования: «Для того чтобы с успехом заниматься репортажем, нужно быть молодым, крепким, выносливым и от природы энергичным, сообразительным и находчивым человеком. Нужно быть везде первым, нужно обладать чутьем и умением быстро, ориентироваться». Все так. Но следовало бы добавить еще одно новое качество журналиста-восьмидесятника умение обходиться без совести. Это качество являлось совершенно необходимым для успеха.

Ни один из преуспевавших в то время журналистов-газетчиков, репортеров не обошелся без этого нового качества.

Не церемонился с правдой и законами морали, например, и Николай
Александрович Лейкин, с сотрудничеством которого был в значительной степени связан успех «Петербургской газеты». Пройдя школу Худекова, Лейкин впоследствии стал матерым бульварным журналистом-строчкогоном.

«Скажи, Николай Александрович, во сколько времени ты можешь написать сценку? - спрашиваем его.

- Если строк в полтораста, в полчаса напишу».

Развитие капитализма в печати, безусловно, не могло приводить к возникновению только негативных явлений, даже если учесть, что это развитие происходило в основном в рамках периода политической реакции.

Следует, например, обратить внимание на возрастание тиражей, на рост оперативности в освещении газетами политических событий. Среди газетчиков нового типа не все были негодяями пьяницами, прощелыгами, взяточниками и вымогателями, лжецами и клеветниками. Были среди них и такие, которые пытались выстоять против растлевающего влияния законов буржуазной печати, долго сохраняли демократизм, оппозиционность, а подчас а революционную идейность. Им жилось нелегко. Они бедствовали и нередко сдавали свои позиции. Некоторые покидали журналистику и уходили в литературу, если это им удавалось. Иногда уходили вообще к другим занятиям, ничего общего с литературным» не имеющим.

Светлым пятном в репортерском мире Москвы был, например, Владимир
Алексеевич Гиляровский (1853-1935 гг.). Как и Шрейер, он считался одним из королей репортажа. Он всегда был в курсе всех городских событий и всюду поспевал первым. «На крупный пожар он мчался вместе с пожарной командой.
При раскрытии какого-нибудь убийства, ограбления или крупной кражи, работал вместе с сыщиками в самых опасных местах, и что бы ни случилось выдающегося в Москве или на ее окраинах Гиляровский был первый там». При всей своей необычной вездесущности и оперативности Гиляровский сохранял демократизм своей позиции, в его материалах нередко звучала резкая обличительность. В цензурном ведомстве он был на строгом учете, из-за его репортажей на газеты нередко накладывались различные административные взыскания. Гиляровского хорошо знала и всегда приветствовала городская голытьба, считая его своим человеком безусловно, за обличительный тон его заметок и репортажей о городском дне.

Нельзя сбрасывать со счета и тот факт, что в эти годы зародились некоторые приемы работы журналистов, некоторые газетные жанры, которые остаются на вооружении газетчиков до сих пор. Теперь часто пишут о журналистах, которые меняют профессию на время работы над каким-либо материалом. При этом традицию перевоплощения газетчика возводят почему-то к
Михаилу Кольцову, считая его репортаж «Три дня в такси» первым весьма удачным опытом такого рода. Между тем этот прием впервые в России стал применяться буржуазными журналистами еще в 80-е, годы.

ОСНОВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ В ПЕЧАТИ 80-х ГОДОВ

О принципах политической дифференциации прессы

Итак, положение печати в рамках периода 80-х годов определялось в основном влиянием двух факторов политического (наступление реакции) и экономического (развитие капитализма). Эти два фактора сыграли определяющую роль и в новой расстановке политических сил в журналистике. В общественно- политической борьбе намечалась смена действующих сил, возникали новые течения. Следствием этого явилось возникновение и новых направлений в журналистике.

Историческая реальность 80-х годов показывает, что на арене общественно-политической жизни в этот период действовали четыре класса: помещики как нисходящий класс; буржуазия как класс восходящий и ищущий путей к политической власти; крестьянство, наиболее многочисленный и наиболее неоднородный класс; и начинающий быстро развиваться рабочий класс.
Силы этих четырех классов неравномерно распределялись по четырем политическим лагерям. Монархический лагерь был еще наиболее многочисленным в него входили дворянство, значительная часть буржуазии, часть крестьянства. Либеральный лагерь в основном формировался за счет буржуазных слоев населения, хотя здесь отчасти были и представители дворянской интеллигенции. Буржуазно-демократический лагерь составляли представители интеллигенции народнического толка, выражавшие интересы мелкой буржуазии деревни и города.

Лагерь социал-демократов, который только начал формироваться в этот период, выражал интересы рабочего класса и беднейших слоев крестьянства.

Исходя из марксистско-ленинского принципа классификации печати, по ее классово-партийной принадлежности можно указать, таким образом, на наличие следующих политических направлений в журналистике 80-х годов: дворянско- монархическое, буржуазно-монархическое, буржуазно-либеральное, буржуазно- демократическое, революционно-демократическое и социал-демократическое.

Разумеется, для характеристики того или иного издания недостаточно определить только его классово-партийную принадлежность. Но это главный признак, и он должен быть назван в первую очередь. Все же остальные признаки степень консервативности, ориентация на тот или иной читательский слой и т.д. могут быть лишь в ряду вторичных признаков издания.

К сожалению, эти принципы политической классификации прессы по направлениям не всегда соблюдаются в нашей научной историко-журналистской литературе. В наиболее полном советском справочнике «Русская периодическая печать (1702-1894)» разделы, охватывающие 70-80-е годы, являются уязвимыми как раз с этой точки зрения. Нельзя сказать, что характеристики изданий здесь ошибочны, но они слишком разнородны определяют направление печатного органа в одном случае по одному признаку, в другом по другому. В этих оценках нередко отсутствует та систематичность, которая необходима всякому справочнику и которая, бесспорно, имеется в данном справочнике во многих других отношениях
(обязательное указание выходных данных, периодичности, состава редакции).

Недостаточной точностью страдают, например, такие характеристики в справочнике, как: «становится самым влиятельным органом реакционной журналистики» (о «Русском вестнике», стр. 342); «издание велось в верноподданническом духе» (о журнале «Досуг и дело», стр. 492);
«охранительное издание» (о газете «Современные известия», стр. 501);
«газета монархического направления» (о «России», стр. 652); «беспринципная газета, прибежище реакции» (о газете «Новое время», стр. 510). Ибо это указание лишь на принадлежность газет и журналов к тому или иному политическому лагерю. Между тем, в лагере реакции, в монархическом лагере обитали и официальные правительственные органы и частные издания, стоявшие на дворянских позициях, и многие печатные органы, стоявшие на позициях буржуазных. «Реакционным» и «монархическим» были такие издания, как, например, «Гражданин», защищавшее интересы помещиков, «Новое время»
Суворина, отражавшее интересы крупного капитала, «Московский листок»
Пастухова, стоявшее на позициях купечества и мелкой буржуазии. Одно дело издание дворянско-монархическое, другое буржуазно-монархическое различие было достаточно существенным, чтобы его отметить.

Еще более неточны такие характеристики, как: «журнал консервативного направления» (о «России», стр. 652) «консервативный орган, уделявший много внимания религиозно-нравственным темам» (о журнале «Звезда», стр. 671),
«издание прогрессивного направления» (о газете «Приазовский край», стр.
712), так как они не дают представления ни о классовых позициях издания, ни о его принадлежности к тому или иному политическому лагерю. Консерватизмом страдали и дворянско-монархические издания; (официальные и частные с западной или со славянофильской ориентацией), и буржуазно-монархические издания («солидные» и бульварные), и многие органы умеренного буржуазного либерализма.

Некоторые буржуазно-либеральные издания определены только с одной стороны или с точки зрения их классовой принадлежности или по принадлежности их к тому или иному политическому лагерю: «буржуазная газета» (о «Биржевых ведомостях», стр. 608); «заурядный журнал буржуазной юмористики» (о журнале., «Шут», стр. 605); буржуазный орган, рассчитанный на деловые круги» (о газете «Новости дня», стр. 651); «либеральное издание»
(о журнале «Зритель», стр. 625). Совершенно неудачной следует признать оценку газеты «Страна» как «либерально-монархического органа» (стр. 618).
При всей ограниченности русского либерального движения либералы все же в этот период представляли собой уже самостоятельный политический лагерь и были накануне формирования собственных политических партий. «Страна» являлась органом буржуазного либерализма.

В ряде случаев за основу берется ориентация газеты или журнала на определенный читательский слой, что является весьма косвенным показателем классово-партийной принадлежности издания, например: «издание, рассчитанное на читателя из чиновничьей, мелкобуржуазной семьи» (о журнале «Свет и тени», стр. 591), «издание, рассчитанное на обывателя» (о журнале «Мирской толк», стр. 597). Особенно неопределенна в этом отношении характеристика журнала «Иллюстрированный мир» («отличался благонамеренностью и был рассчитан на семейный круг», стр. 596). А журнал «Северный вестник» почему- то охарактеризован только по его философскому «паспорту»: «с 1891 года становится трибуной декадентства, проповедником идеализма и мистицизма»
(стр. 667).

Вряд ли можно согласиться с оценкой целого ряда изданий, как не имеющих определенного направления или программы. Например: «четкого политического направления не имела» (о газете «Донской голос», стр. 609);
«издание коммерческого характера, не имевшее определенной политической программы (о журнале «Свет в картинках», стр. 591); «издание без определенной политической программы» (о журнале «Волна», стр. 655);
«издание коммерческое без определенного направления» (о журнале «Гусляр» стр. 691).

Определение направления того или иного издания далеко не всегда является простым делом. Даже когда редакция заявляет четко и определенно о своей линии в специальном объявлении об издании газеты или журнала, вопрос представляется часто спорным и неясным. Происходит это иногда от того, что субъективные устремления членов редакции не совсем совпадают с объективным смыслом политических оценок, которые преобладают на страницах газеты или журнала. Но чаще всего это происходит от желания тех или иных буржуазных издателей и редакторов возвыситься над политическими страстями эпохи, уйти от политической борьбы и превратить свой орган в орудие чисто объективной информации, сделать его беспартийным.

Весной 1906 года на гребне второй волны первой русской революции в
Петербурге появилась «беспартийная» газета «Товарищ». Редакторы В. В.
Португалов, В. Н. Гардин, издательница Н. Н. Русанова старательно рекламировали именно «беспартийный» «надпартийный» и «внепартийный» характер газеты. Однако «Товарищ» не смог исполнить отведенную ему роль.
Сразу же вполне определенно выявились классовые и партийные симпатии газеты. Она стала рупором либеральной буржуазии, левого крыла кадетской партии, хотя и подчеркивала свой «социалистический» характер. В дальнейшем либерально-буржуазный образ мышления издателей «Товарища» стал еще ярче и отчетливее выступать на страницах этого издания. В годы столыпинской реакции В. И. Ленин отнес газету к просвещенному обществу «образованных предателей русской революции».

Читатель-восьмидесятник

Чьи интересы выражает тот или иной печатный орган и на кого он рассчитан - это два главных показателя. Они тесно связаны между собой, но они не одно и то же; и нельзя, характеризуя печатный орган, ограничиваться указанием только одного из этих показателей. Журнал «Современник» под руководством Н. Г. Чернышевского выражал интересы широких крестьянских масс в эпоху отмены крепостного права. Но был ли он рассчитан на широкие крестьянские массы? Увы, и в этом заключалась трагедия революционно- демократических публицистов, со страниц своего журнала они не могли обратиться к тем слоям населения, интересы которых выражали. Не только по цензурным соображениям, но потому что эта наиболее многочисленная часть населения России была неграмотна, и даже если бы журнал достиг предела простоты в изложении материала, его проповедь не дошла бы до адресата.
Журнал выражал интересы крестьянства, а рассчитан он был на наиболее передовую часть разночинской и дворянской интеллигенции. Газета «Социал- демократ», центральный орган партии в 1912 году, выражала интересы самых широких масс русского пролетариата, но она не была рассчитана на этот класс в целом, а лишь на наиболее передовую его часть. На широкие пролетарские массы России был рассчитан другой печатный орган большевиков, выходивший в этот период, газета «Правда».

Характеризуя тот или иной орган 80-х годов, мало сказать, интересы какого класса или какого политического лагеря он выражает, то есть к какому направлению в журналистике он принадлежит. Необходимо еще отчетливо представлять на какие читательские слои ориентировалось это издание.
Буржуазно-монархическая газета, рассчитанная на образованного капиталиста, на крупное чиновничество и на интеллигентов-прогрессистов, это солидное издание на достаточно высоком литературном уровне, типа «Всеобщей газеты» или «Современных известий». Буржуазно-монархическая газета, предназначенная для городского мещанства, для дворников, ямщиков, квартальных, кухарок, прислуги, словом «для улицы», это уже нечто совершенно другое, это издание по преимуществу бульварное типа «Московского листка» или «Петербургской газеты». Бульварность не является показателем политического направления газеты она скорее определяет читательскую аудиторию издания. Та или иная степень бульварности, как это следует из приведенной нами схемы, была свойственна и некоторым дворянско-монархическим изданиям («Гражданин»), и буржуазно-монархическим, и в некоторой степени даже отдельным буржуазно- демократическим.

Адрес читателя, следовательно, помогает решить вопрос о месте издания среди журналов и газет того или иного направления, но не определяет направления издания в целом.

Всякий печатный орган стремится найти поддержку в более широких слоях читателей, ибо этого требуют его экономические интересы денежного порядка.
Но это стремление не бесконечно оно всегда в той или иной степени ограничено классовыми или партийными интересами редакции этого издания.
Следовательно, выбор читательской аудитории всегда ограничен рамками политического направления того или иного печатного органа. Буржуазно- монархическая газета, вполне добропорядочная или совершенно бульварная, не могла адресоваться с успехом к рабочему классу или беднейшему крестьянству.

Прежде чем выяснять, к каким читательским слоям адресовались газеты и журналы того или иного направления, рассмотрим, что из себя представляла читающая часть России в 80-х годах прошлого столетия. Проведем некоторым образом ретроспективное социологическое исследование читательской аудитории этих лет.

По первой Всероссийской переписи (1897 года) население России составляло 125,6 миллиона человек. Грамотных среди них было 26,6 миллиона.
Это 21,1% от общего количества населения. Но нас интересуют не все грамотные, а лишь те из них, кто мог быть читателем общественно- политической периодики, причем достаточно активным читателем. Под этим понятием мы разумеем не столько способность много и с выбором читать, но и подвергаться воздействию периодики, воспринимать ее идеи осмысленно и формироваться под ее воздействием в качестве настоящих или будущих общественных деятелей. В таком случае, думается, правомерно будет исключить из этого общего числа грамотных 1,2 миллиона детей в возрасте до 9 лет включительно, а также старцев, которым перевалило за 80 лет, среди 812 тысяч которых грамотных было примерно 78 тысяч. Исключим также 9 тысяч грамотных из лиц неизвестного возраста. В общей сложности из общего числа грамотных читателями общественно-политической периодики могли быть, вероятно, не более 25 миллионов человек, так как многие дети и старше 9 лет долгое время ею вообще не интересовались. Но и среди взрослого населения было немало таких грамотеев, которые за всю свою жизнь прочитали только букварь да закон божий. Грамотность крестьян находилась в основном на этом уровне. И хотя в целом грамотность сельского населения была в два с половиной раза ниже грамотности городского, общее количество грамотных достигало здесь примерно 5 миллионов человек. Сейчас мы можем лишь произвольно отнести примерно половину этого количества к тем грамотным, которые хотя бы от случая к случаю прочитывали газету или журнал. Итак, при самом оптимистическом подсчете остается лишь 20 миллионов читателей периодики на 125,6 миллионов человек, населявших страну.

С точки зрения сегодняшнего дня это безмерно мало, и если сравнивать
Россию конца XIX века с наиболее развитыми капиталистическими странами того времени: Францией, Англией, Германией, США.

Но по сравнению с дореформенным временем в этом отношении в России произошел очень заметный рост. В 1860 году на территории России проживало
74 миллиона человек, а грамотных была лишь часть этого количества, то есть менее 5 миллионов человек. Читателей же, вероятно, не более 4 миллионов.

Причиной являлся общий процесс развития капитализма в России, который получил благоприятную почву в результате отмены крепостного права и проведения буржуазных реформ 60-х. годов. Росли города, увеличивалось количество фабрик и заводов, возрастала сфера обслуживания городского населения, а вместе с тем и нарастала потребность в людях, получивших хотя бы минимальное образование. Собственно не «хотя бы», а именно минимальное, так как распространение более основательного образования среди трудящихся таило в себе уже определенную опасность для господствующих классов.

Рост грамотности в пять раз произошел не за счет заметного распространения высшего образования среди дворянства и детей крупных купцов и заводчиков, а за счет распространения низшего начального образования среди городских низов и крестьянства. Причем «образованный» таким образом крестьянин и пополнял в основном армию городского трудового люда.

В послереформенный период в России наблюдалось заметное развитие системы начального образования. Произошло значительное увеличение общего количества сельских и городских начальных училищ. По справке словаря
Брокгауза и Ефрона до 1880 года земства открывали в среднем около 800 сельских училищ ежегодно. Земства внесли значительный вклад и в систему подготовки учительских кадров через созданные ими учительские семинарии, впервые стали привлекать к учительству женщин.

Страницы: 1, 2, 3, 4