Воспитание младшего школьника на основании мифов о Геракле

образов и последовательности переживаний, вызывающих образ». Сарычев также

считает, что символ всегда отражает действительность. В Литературном

энциклопедическом словаре встречаем высказывание о том, что категория

символа указывает на выход образа за собственные пределы, на присутствие

смысла, нераздельно слитого с образом, но ему не тождественного. В

Философской энциклопедии - определение символа как неразвернутого знака.

Теперь мы легко можем установить взаимосвязь между символом и мифом. Во-

первых, структурную. Именно строение в первую очередь сближает символ и

миф. Сами символисты акцентировали на этом внимание. Брюсов в статье «Смысл

современной поэзии» утверждает, что большая часть мифов построена по

принципу символа, мало того иные символисты даже любили называть свою

поэзию «мифотворчеством», созданием новых мифов.

Говоря о мифе, мы отмечали нераздельность в нем формы и содержания, то же

наблюдается и в символе: образ и значение, форма и содержание неразрывны. В

Литературном энциклопедическом словаре находим тому подтверждение:

«...мифический образ...содержательная форма, находящаяся в органическом

единстве со своим содержанием, - символ». Лосев также подчеркивает, что миф

не схема или аллегория, а символ, в котором встречающиеся два плана бытия

неразличимы и осуществляется не смысловое, а вещественное, реальное

тождество идеи и вещи.

Известно высказывание Барта о том, что миф разрабатывает вторичную

семиологическую систему, не желая ни раскрыть, ни ликвидировать понятие, он

его натурализует. Символ у символистов, с его «верностью земле», также

натурализует понятие, в котором, однако, смысл не исчерпывается самой

«вещественностью». Леви-Строс считает, что именно своей неизменной

структурой миф выполняет свою символическую функцию. Известно также

множество высказываний, сближающих понятия символ и миф, указывающих на

символическое значение мифа. Подобное встречаем у Кассирера, трактующего

миф как замкнутую символическую систему (миф - символическая форма,

посредством которой человек упорядочивает окружающий его хаос); вообще

символическая школа трактовала мифы как символы, в которых древние жрецы

запрятали свою мудрость; Барт в своих работах по мифологии утверждает, что

миф имеет символическое значение; Мелетинский, говоря о литературе

двадцатого века, замечает, что мифология в ней воспринимается как

прелогическая символическая система, отмечая тем самым, что мифология

исконно символична.

Связь мифа и символа усматривается нами и в самих функциях мифа и

символа: миф и символ передают чувства, то, что нельзя «изречь».

Подтверждение тому находим у Барта: «...в мифическом понятии заключается

лишь смутное знание, образуемое из неопределенно-рыхлых ассоциаций», то же

справедливо можно отнести и к символу; «...обыкновенно миф предпочитает

работать с помощью скудных образов, где смысл уже достаточно обезжирен и

препарирован для значения, - таковы, например, карикатуры, пародии, символы

и т.д.».

Если рассматривать миф и символ с точки зрения соотношения в них общего и

единичного - тоже можно найти сходство. По мнению Шеллинга, мифология

создает в особенном всю божественность общего, символ же - это синтез с

полной неразличимостью общего и особенного в особенном.

Последний пункт сходства объясняет все предыдущие: миф и символ связаны

не только структурно, семантически, функционально, но и генетически. Многие

исследователи обращали на это свое внимание. Например, Потебня говорит о

метафорической (символической) природе мифа, Сарычев утверждает: «Символ

неизбежно приводит к мифу, миф вырастает из символа. Символическое

искусство обязательно искусство мифотворческое», Ильев также соглашается с

тем, что символизм мифологии изначален: «Миф прорастает из символа. Символ

- ядро мифа. Эмблематический ряд не только ведет читателя к символу, но и

творит миф, опираясь на подсознание читателя». Этого же мнения

придерживаются сами символисты: «В круге искусства символического символ

естественно раскрывается как потенция и зародыш мифа. Органический ход

развития превращает символизм в мифотворчество» (В. Иванов). Природа

символа и мифа одна - это субъективное переживание реальной

действительности. Такая тесная природная взаимосвязь не может не привести к

функциональной зависимости символа и мифа: только в процессе развертывания

символического ряда реализуется миф, но символ может осуществиться только в

русле мифа. Из этого следует, что «в искусстве символизма категория символа

и мифа - две универсальные категории, без которых немыслимы...конкретные

произведения».

Глубинное сходство мифа и символа привело даже к утверждению (см.

Литературный энциклопедический словарь), что существует опасность полного

размывания границ между мифом и символом.

Тем не менее границы между мифом и символом пока существуют. Мифический

образ не означает нечто, он есть это «нечто», символ же несет в себе

знаковость, следовательно, нечто означает. Именно условный характер символа

отличает его от мифа. Идейно-образная сторона символа связана с

изображаемой предметностью только в отношении смысла, а не

субстанционально. Миф вещественно отождествляет отображение и отображаемую

в нем действительность. Этой точки зрения придерживается такой авторитетный

ученый как Лосев: «...все феноменально и условно трактованное в аллегории,

метафоре, символе, становится в мифе действительностью в буквальном смысле

слова...»

Вторая причина, по которой символисты используют миф, своими корнями

уходит глубоко в философию символизма как миропонимания. Одной из ведущих

идей символистов является идея всеединства (почерпнутая в философии Вл.

Соловьева). Под «всеединством» у символистов подразумевалось «братское

общение, непрерывный духовно-прибыльный обмен, осуществление «истинной

жизни» в «другом как в себе». Посредником такого братского общения между

символистами и народом являлся миф. Символисты хорошо осознавали

оторванность культурного слоя от народа и пытались преодолеть ее. Их мечтой

было создание народной символической поэзии. Наверное поэтому символ

заговорил о «неличном», в том числе о начале «соборном», о приобщении к

народной душе, а миф, диалектически связанный с символом и близкий народу,

стал орудием этого приобщения. Попытки учиться у народа истинам

иррационального познания (мы уже говорили о том, что миф способен выражать

заложенные в коллективном подсознании «идеи») тоже существовали. Например,

Вячеслав Иванов в свое время выдвинул практическую программу мифотворчества

и возрождения «органического» народного мироощущения с помощью

мистериального творчества. Таким образом, ясно, что миф становится как бы

связующим звеном: во-первых, между поэтом и народом (ведь «важнейшая

функция мифа и ритуала состоит в приобщении индивида к социуму, во

включение его в общий круговорот жизни...»); во-вторых, между народом и

поэзией («народ именно через миф становится создателем искусства»). В этом

как раз и заключается тот духовно-прибыльный обмен, о котором мечтают

символисты, в этом должна была отчасти проявиться идея «всеединства» Вл.

Соловьева.

Использование мифа также обусловлено стремлением символистов выйти за

социально-исторические и пространственно-временные рамки ради выявления

общечеловеческого содержания. Переосмысливая события недавнего прошлого

Брюсов в статье «Вчера, сегодня и завтра русской поэзии» пишет о том, что

стремление символистов к идеям «общечеловеческим в период расцвета

углубляло и усложняло эту поэзию». Символисты пользуются мифом как способом

выражения своих идей, подобно тому как мифы были способом выражения идей в

эпоху «детства человечества» (миф как своего рода иероглифический язык).

Позиция Брюсова касательно данного вопроса совпадает с позицией символистов

в целом. Следует отметить, что Брюсов в ранние периоды творчества видел

назначение поэзии в «исследовании тайн человеческого духа», а позднее

заявлял, что она должна «сознательно стать выразителем переживаний

коллективных». С этой точки зрения миф используется как инструмент, с

помощью которого поэт проникает в историю человеческого духа, он же (миф)

является выражением коллективных переживаний. Миф близок Брюсову и как

своеобразная модель мира. Говоря о задачах искусства в статье «О

искусстве», Брюсов провозглашает: «Пусть как к цели художник стремится к

тому, чтобы воссоздать весь мир в своем истолковании».

Миф у символистов тесно связан с современностью. Мир архаики и мир

цивилизации объясняют друг друга. Брюсов отмечает умение символистов

«художественно воплощать вопросы современности в фигурах истории и в

образах народных сказаний (мифы)» (заметим, что здесь Брюсов не видит

функционального отличия между мифологическими и историческими элементами;

это еще раз подтверждает наше мнение о возможности рассматривать элементы

истории не вычленяя их из элементов мифологии). Воплощая вопросы

современности в фигурах истории и мифологии, символисты преследуют

несколько целей:

1. Найти образец утерянной гармонии (согласно Элиаде одна из функций мифа -

установить пример, достойный подражания).

2. Миф как живая память о прошлом способен излечить недуги современности.

«...мифология способствует преобразованию мира...», - утверждает Барт. По

всей видимости, символисты придерживаются той же точки зрения.

Посредством воссоздания мифа в своем сознании современный человек,

представитель «бестрепетных» времен, может убедиться, какая здоровая,

полная жизни, первозданная почва скрывается под густым слоем его

«цивилизации». В прообразах прошлого символисты видели будущее

человечества. Представление о терапевтической силе памяти характерно для

мифологического мышления. Элиаде говорит о том, что «исцеление», а

следовательно, и решение проблемы бытия, становится возможным через

память об изначальном действии о том, что произошло в начале». Ермилова

говорит о восприятии символистами культуры как «живого наследия,

способствующего переживанию событий прошлого как насущных проблем

сегодняшнего дня, чреватых событиями будущего». Символисты обращаются к

мифологизированию в поисках жизнестроительных мифов современности.

Мелетинский отмечает, что мифотворчество 20 века используется как

«средство обновления культуры и человека». Говоря об этом, мы

приближаемся к третьей причине использования мифа. Миф помогает

современному человеку выйти из рамок личного, встать над условным и

частным и принять абсолютные и универсальные ценности. Стоит заметить,

что «вспоминательная» тенденция была характерной чертой культуры 20 века

в целом. Она заключалась в «открытиях» старого, в утверждении культуры

как суммы достигнутых человечеством в разной мере и в разных формах

воплощенных истин. В связи с этим вполне закономерным выглядит

предположение, что существовали истины в форме мифологии. «Искусство

должно видеть Вечное», - говорит Белый. «В искусстве есть неизменность и

бессмертие...», - присоединяется Брюсов. И если в мифе сохраняется это

«неизменное» и «бессмертное», то просто необходимо привнести его в

поэзию, иначе она рискует встать на путь служения преходящим ценностям.

Использование мифа - это также и поиск «нового» в «старом», его

переосмысление: «...в этом порыве создать новое отношение к

действительности путем пересмотра серии забытых миросозерцаний -

вся...будущность...нового искусства...» (А. Белый). Мелетинский отмечает

«сознательное обращение к мифологии писателей 20 века обычно как к

инструменту художественной организации материала и средству выражения

неких «вечных» психологических начал или хотя бы стойких национальных

культурных моделей». В произведениях символистов миф как вечно живое

начало способствует утверждению личности в вечности.

3. Последнее замечание связано с именем Топорова, который определяет

мифологизацию как «создание наиболее семантически богатых, энергетичных и

имеющих силу примера образов действительности».

Теперь нам кажется возможным определить функции мифа в символических

произведениях:

1. Миф используется символистами в качестве средства для создания

символов.

2. С помощью мифа становится возможным выражение некоторых дополнительных

идей в произведении.

3. Миф является средством обобщения литературного материала.

4. В некоторых случаях символисты прибегают к мифу как к художественному

приему.

5. Миф выполняет роль наглядного, богатого значениями примера.

6. Исходя из вышеперечисленного миф не может не выполнять структурирующей

функции (Мелетинский: «Мифологизм стал инструментом структурирования

повествования (с помощью мифологической символики)»).

2.2 Особенности восприятия произведений художественно-исторической

литературы детьми младшего школьного возраста.

Прежде чем анализировать содержание и организацию ознакомления с

древнегреческой мифологией детей младшего школьного возраста, необходимо

рассмотреть этапы формирования детей-читателей и особенности восприятия ими

литературных произведений.

Воспитание читателя начинается в дошкольном возрасте, когда

закладываются “основы эстетического восприятия, эстетических чувств и

эмоций, создающие фундамент для литературного образования”.

Рассматривая особенности восприятия литературных произведений Л.М.

Гурович, Л.Б.Береговая и В.И.Логинова отмечают, что понимание

художественного произведения детьми дошкольного возраста тесно

взаимосвязано с жизненным опытом ребенка. Если литературные ситуации

отличны от непосредственных личных впечатлений детей, они могут быть ими

неверно поняты. Поэтому при работе с детьми этого возраста широко

используются иллюстрации к тексту.

Н.Н.Светловская выделяет ведущую закономерность, регулирующую

включение младших школьников в чтение как речевую коммуникативную

деятельность. Она представляет собой подчинение детского чтения соблюдению

трех аспектов подготовки младших школьников к самостоятельной деятельности

в мире книг - это аспект раскодирования текста, аспект понимания

прочитанного и аспект постижения значимости книги для читателя,

необходимости сознательно выбирать и самостоятельно читать книги.

Развивая и совершенствуя систему дел, в которых дети-читатели получают

возможность упражняться в нравственных поступках, учитель сталкивается с

проблемой взаимосвязи чтения и общего развития ребенка. К.Д.Ушинский в

работе “Человек как предмет воспитания” впервые в педагогике обратил

внимание на эту связь.

Как известно, произведения искусства воздействуют на личность в

целом, а не только на ее отдельные стороны. З.Н.Романовская отмечает, что

“никакая другая отрасль знания не в силах раскрыть столь ярко и образно

внутренний мир человека в его динамике, как художественная литература”.

Нравственный урок, который маленький читатель извлекает из

прочитанного, обогащает его только в том случае, если усваивается как нечто

личное, пережитое самим собой, а не отстраненное нравоучение.

Размышляя о нравственном воспитании учащихся средствами

художественной литературы, русские методисты В. и Ц. Балталон писали, что

“Нравственное воспитание детей совсем не достигается путем рассуждения с

ними о морали и добродетели...

Нравственно воспитательная задача при прочтении таких рассказов

состоит в том, чтобы заставить детей насколько можно живее и полнее

переживать нравственные настроения, чувства и поступки изображаемых лиц.

Если эти нравственно-эмоциональные состояния пережиты в воображении детей,

то воспитательная цель уже достигнута даже в том случае, если бы после

чтения не последовало никакой беседы на моральную тему».

Изменения, происходящие в душе читателя после прочтения

художественного произведения, названные Л.С.Выготским “моральным

последствием искусства” обнаруживаются в некоторой внутренней проясненности

душевного мира, в некотором изживании интимных конфликтов и, следовательно,

в освобождении некоторых скованных и оттесненных сил, в частности, “сил

морального поведения”.

Как известно, воздействие литературы на развитие личности

осуществляется через восприятие. В психологической литературе термин

“восприятие” понимается как “целостное отражение предметов, ситуаций и

событий, возникающее при непосредственном воздействии физических

раздражителей на рецепторные поверхности органов чувств. Вместе с

процессами ощущения, восприятия обеспечивает непосредственно-чувственную

ориентировку в окружающем мире”.

Рассматривая постижение художественного произведения, Т.Д.Полозова

указывает об эстетическом восприятии, называя его универсальной

человеческой способностью. “Она выражает и проявляет не только

специфические качества, характеризующие конкретную реакцию личности на

факты искусства и реальной жизни, но и потенциальную творческую перспективу

ее общего развития”.

Эффективность нравственного воспитания зависит от системы методов и

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6