Проблемы теории морали

необходимо признать, что это как раз означает преодоленность морали.

6 Законодательство Моисея,

его смысл и основные принципы

Взаимоотношения Моисея и израильтян не укладываются в схему

взаимоотношений просвещенного, мудрого вождя и косной, своевольной массы.

Моисей не прост, лучше других выражает волю и интересы народа, он в

известном смысле создает сам народ. Для того чтобы племена переплавились в

народ, из дикого этно-природного состояния перешли в историческое, они

должны осознать себя в качестве духовной общности. Связь порождению и

обстоятельствам жизни должна перерасти в связь, опосредованную общей верой,

идеалами праведности и справедливости. В жизни людей должно появиться что-

то более значимое, чем кровь или чем египетские котлы с мясом и хлеб

досыта, которыми в одну из трудных минут скитаний по пустыне израильтяне

укоряли Моисея с Аароном. Моисей привносит идею единого бога, общих

нравственных принципов, задавая тем самым духовное пространство, в рамках

которого различные, хотя и родственные, племена конституируютсяв единый

народ, поднимаются до осознания своего особого назначения в мире.

Деятельность Моисея предоставляет нам редкую возможность на конкретном

примере наблюдать, как племена трансформируются в народ (нацию), входят в

историю и культуру. Замечательно, чтопри этом с наивной простотой показана

противоречивость этого процесса, в ходе которого консолидация одного народа

(в рассматриваемом случае еврейского) происходит за счет его противостояния

другим народам, доходящим в отдельных случаях до войны и истребления.

В этническом смысле евреи — дети Израиля. Но их духовным отцом, отцом

нации является Моисей. Он заложил религиозные, нравственные и

законодательные основы их исторического существования. Провозглашений им

религиозность покоится на единобожии, нравственность — на любви к своему

народу, законодательство — на принципе равного возмездия. Бог, народ,

справедливость — так кратко можно было бы обозначить суть учения Моисея.

При этом все три понятия образуют единый нерасчленимый комплекс.

За пределами еврейско-иудаистской культуры имя Моисея прежде всего

сопрягается с десятью заповедями. Когда говорят "кодекс Моисея", то обычно

имеют в виду именно десять заповедей, хотя на самом деле нормотворческая

деятельность Моисея ими не исчерпывается. Десять заповедей являются общей

основой, своего рода введением к детализированному своду законов,

охватывающему все общественно значимые аспекты поведения . человека и

включающему сотни разнообразных норм от правил гигиены до форм благочестия.

Это общие религиозно-нравственно-юридические принципы, своего рода

философия Моисеева законотворчества. Особое место Десяти заповедей в

законодательной части Пятикнижия подчеркнуто тем, что Яхве возвестил их

израильтянам сам, в отличие от других законов, которые он предписал через

Моисея.

Обычно принято подразделять заповеди Десятисловня на две группы: первые

четыре, относящиеся к сфере сакрального права, и последующие шесть,

относящиеся к сфере мирского права. Соответственно первые считаются

религиозными предписаниями, последующие — моральными. Такое членение

очевидно. Но оно недостаточно и может создать ложное впечатление, будто

Десятиеяовие является механическим соединением разнородных норм. В

действительности это внутренне цельная система, в которой нормы

взаимоотношений между людьми прямо вытекают и зависят от норм

взаимоотношений 'людей с богом. Чтобы раскрыть нормативное единство

Десятисловия, структурируем ею заповеди следующим образом: первые три,

четвертая, пятая, последние пять.

Первые три заповеди предписывают почитать одного лишь бога Яхве,

запрещают создавать других богов, предостерегают от необязательного

отношения к указаНиям бога ("не произноси имени Яхве, твоего Бога напрасно"

— Исх. 20:7). Почему единый бог? Почему Яхве? Потому что, будучи единым

богом, и в качестве единого бога, он является также богом справедливым и

ревнивым. Он воплощает в себе правду и силу одновременно. Там где молятся

многим богам, там нет единой правды. Иное дело Яхве, он — один, он помнит

всех. "Он Бог богов и Господь господов, Бог великий, могучий

и страшный, который не вбирает на лицо в не берет взятку, творящий

право судие сироте и вдове и любящий жильца, чтобы дать ему хлеб и одежду".

Предостерегая от практикуемого другими народами многобожия. Моиссй

подчеркиваег что они приносят в жертву богам своих сыновей и дочерей,

нанося себе порезы, едя всякую мерзость, что они колдуют, ворожат, вызывают

духов, вопрошают мертвых. Именно против этого варварства восстает Яхве, как

бы визитной карючкой когорою является то, что он вывел евреев из египеюкого

рабстви. Высвобождение из дома рабства — свидетельство и справедливости

бога. и его силы. Оба эти, качества бога теснейшим образом снизаны между

собой. Moгучество Яхве, ето гнев и беспощадность — гарантия его

справедливоеги, залог того, что он устоит против чтобы соблазнов, способен

судить, невзирая на лица, никого не боясь, и что он покарает любое

отступление и отступление любого человека от предписанной нормы. Без

справедливоси кара становится слепой силой. А без кары справедливое

деградирует в корысть. Только в соогнесенности друг с другом они становятся

тем, что они, - справедливость справедливостью, а кара карой.

Что же является содержанием и критерием справедливости, отступленне от

которой карается железной и безжалостной рукой Яхве? Воля самого Яхве, его

предписанин. Суммируя перед смертью законы для заключиния второю договора

Израиля с Яхве. Моисей говорил: "Смотри, я даю вам нынче благословение и

проклише, благословение за то, что вы иосдущаеге ведения Яхие, вашего бога,

которые я повелеваю вам нынче, и прокднтие, если не послушаете ведения

Яхве". И далее: "Храни и слушай вес чти речения, которые я повелеваю

тебе... ибо ты сделаешь доброе и праведное в глазах Яхве, твоею Бога". Еще

более резко эта мысль выражена в тридцатой главе "Второзакония"; "Смотри, я

кладу перед тобой сегодня жизнь и добро, и смерть и зло". Жизнь и добро в

том случае, если слушать речения Яхве, идти его путями, смерть и зло в том

случае, если поклоняться другим богам.

Рассуждения Моисея о Яхве на первый взгляд выглядят как простая

тавтология: необходимость следования божественным завеюм обосновываеюя их

справедливостью, а сама справедливость усмагриваечся в следовании

божественным заветам. Но эта тавтология приобретает вполне конкретный

содержагельный смысл, если учесть,что Яхве — бог Израиля, определенного

народа. И обращается он не к отдельным индивидам, а ко всему народу, как

если бы сам народ был одним человеком. Он . имеет дело с пародом как с

целым. заботится о его благе. Говоря по-другому, Израиль становится

Израилем, единым народом, через единого 6oга, и чтим. наличием единого

бога, он отличается от других народов. Тем самым требования справедливости

и требования послушання богу приобретают вполне конкретный смысл, который и

состоит в благе Израиля, возвышении святого народа. Единсгво народа,

братство всех индивидов в его пределах, а также мысль о том, что единство

народа обеспечиваетя едиными законами — вот что составляет содержание

ветхозаветной справедливости, которую так ревниво оберегаег Яхве.

Четвертая заповедь: "Помни день отдохновения" является исключительно

важной как раз с точки зрения связи 6oга и народа. В ней отношение к богу и

отношение к ближним оказываегся одним и тем же отношением. Суббота — время

духовного сосредоточения, размышлений о боге, очень важных для того, чтобы

за повседневной суетой, за всякими частыми делами не потерян, из виду общих

целен. Это день, который отдается богу. И вто же время это день, в который

перед лицом, бога уравниваются все в пределах Израиля, независимо от их

социального статуса. Отдохновение (подчеркнем еще раз: отдохновение ради

Яхве) предписано и рабам, и чужеплемеяникам, находящимся в доме. и даже

домашнему скот. В субботнем отдохнонении духовное единство Израиля перед

богом находит свое предметное воплощение. С этои точки зрения

многозначительный характер приобретает различие в формулировке, если быть

еще более точным, в обосновании этой заповеди, которое мы находим в

"Исходе" и "Второзаконии". В "Исходе" святость субботнего очдыха

аргументируется тем, что бог шесть дней создавал мир, а в седьмой отдыхал;

в более позднем "Второзаконии" основание заповеди иное — прямое повеление

Яхве в знак освобождения из египетского рабства. Если в первом случае бог

выступает в его всеобщем качестве создателя мира, то во втором - в особом

качестве покровителя Израиля. Во "Второзаконии" сильнее подчеркнут тот

момент, что суббота, "будучи символом связи с богом и свободы, является в

то же время символом национального сплочения.

Пятая заповедь предписывает почитание отца и матери. Ее необходимость

ооъясняется не только фактам, преступного попрания детьми воли родителей

(так в Пятикнижии мы находим норму, предусматривающую смертную казнь детям,

побившим или проклявшим отца и мать). В контексте Десятисловия эта заповедь

приобретает особый смысл - она призвана подчеркнуть, что новый религиозно-

национальный горизонт общественного поведения не отменяет вековечный закон

почитания родителей.

Последующие заповеди (с шестой но десятую) можно охарактеризовать как

нормы отношения человека к ближним, понимая под ближними всех

представителей свис го народа и только их. Не мсти и не злобствуй на сына

своего народа, и люби своего ближнего, как себя , - говорит Моисеи. Без

этого отождествлена ближнего с сыном своего народа нельзя понять

своеобразие этики Моисея. Мы уже подчеркивали что единство народа и его

сплочение вокруг единого бога, помимо прямого поклонения богу в

установленных и для всех обязательных формах, обеспечивается едиными

законами. Справедливость - таков основной предмет, по поводу которого

разворачиваются противоречивые отноше ния народа и бога. Отсюда - и

основные их характеристики. Народ предстает в Пятикнижии Моисея

необузданным; "народ с твердым затылком — не единожды характеризует его

Яхве. Богу же своис. венны прежде всего гнев и жестокость. Их отношена

упорядочиваются на основе законов, призванных сдержать необузданные страсти

и гарантированных оеспо щадным всесилием бога.

Пять заповедей, образующих вторую часть Декалога — не убивай; не

прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; не пожелай ничего, что

принадлежит твоему ближнему, — как раз задают основную меру справедливости.

Именно их признание в качестве основы общественной жизни является главным

признаком богоугодности народа, а их соолюдение - критерием нравственого

достойного поведения. "И кто великий народ, у которого законы и

приговоры праведны так как все это Учение, которое я даю вам нынче?, —

говорит Моисей. Именно Учение, праведные законы возвьшают народ, делают его

великим. Следует отметить, что богоизбранность еврейского народа

обосновывается не его добродетельностью, а отрицательными качествами

враждебных ему народов, не поднявшихся до правды единобожия: "Не за твою

праведность и не за добродетельность твоего сердца ты войдешь овтадеть их

Страной, но за злодейство этих народов Яхве, твой Бог, прогоняет их от

тебя, чтобы исполнить слово, которым поклялся Яхве твоим отцам, Аврааму,

Исааку и Иакову". Еще одно замечание но этому исключительно острому

вопросу. Хотя израильтяне считаются избранным, Девятым народом, тем не

менее в Пятикнижии они предстают не в самом лучшем виде. Их история — это

скорее Дрстория неразумных действий и страданий. Самоизображение народа,

которое дают Моисей и другие возможные авторы Торы, больше напоминает

саморазоблачения. Во всяком случае оно слишком далеко от самолюбования. И

Моисей вполне последователен, когда, оставляя Израилю перед смертью свою

"Книгу Учения", предлагает поставить ее сбоку от Ковчега Договора с Яхве и

добавляет: "Пусть она будет там против тебя свидетельством". Его любовь к

народу - недовольство тем. что народ не соответствует идеалу

справедливости. При таком понимании (а оно, разумеется, не единственное)

избранность народа скорее напоминает нравственный императив, чем эгоизм

круговой поруки.

В содержательном плане справедливость, задаваемая принципами Десятисловия,

является равным возмездием. Речь идет об уходящем корнями в родоплеменные

отношения принципе талиона или воздаяния равным за равное. Это хорошо видно

на примере принципа "не убивай". Заметим, что по духу и букве Пятикнижия

сфера действия требования "не убивай" ограничена Израилем. Во

взаимоотношениях с другими народами законы Моисея предписывают или их

подчинение, или, когда речь идет о населяющих обетованную землю, полное

уничтожение: "...только из городов этих народов, котоых Яхве, твой Бог,

дает тебе в наследие, не оставляй в живых ни души". Что касается наказаний

за отступление от требования "не убивай", то они заключаются в том, чтобы

отвечать убийством на убийство (если нет очевидных доказательств того, что

оно было совершено непредумышленно), увечьем на увечье по принципу: жизнь

за жизнь, око за око. Такой же принципы действует и в других случаях. По

отношению к лжесвидетелю, например, Моисей предписывает- "Сделайте ему так,

как он злоумышлял сделать своему брату. И истреби зло из своей среды. И

остальные услышат и испугаются, и не сшнут больше делать подобное этому

злодейству среди тебя. И пусть не пощадит твой глаз: душу за душу, глаз за

глаз, зуб за зуб, рука за руку, ногу за ногу".

Десятисловие как нравственный кодекс

Сушествует прочная традиция рассматривать Десять заповедей Моисея как

первый по времени и один их важнейших по сути нравсшенных кодексов. Можно

назвать, по крайней мере, три признака, в силу которых заповеди Десящсзония

можно интерпретировать в качестве нравственных трсбов.жнй.

Во-первых, их безуслонность, изначальность. Они вводятся как прямые и

первые указаиия бога — создателя мира и воплощения его высшей правды, Одна

из таинственных особенностей нравственного сознания состоит в том. что оно

не выводимо и не сводимо к эмпирически фиксироваиным фактам (интересам,

отношениям, предметам, целям и т, д.). Более того, мораль конституируется

через противопоставленние, отрицание корысти и целесообразности мира. Она

не только не ставит себе задачи вписаться в причинно-следственные связи

мирской жизни, но в своей безмерной гордыне, полагает что мирская жизнь

обязана оправдаться перед ней. Mopаль уходит корнями в неносгнжнмые глубины

бесконечного. Она абсолютна, до такой степени абсолютна, что сама эта

абсолютность становится ее специфическим признаком. Эта особенность морали

на языке ветхозаветного человека получила выражение в том, что ее

требования выступают как заповеди 6oга. Только бог и призванный им пророк в

сосюянии знать ту высшую правду, которая совпадает с нравственностью,

которая и есть нравственность.

Во-вторых, их категоричность. Они подлежат исполнению без каких-либо

оговорок и ограничений. Моисей связывает выполнение заповедей с

благодеяниями. Однако не благодеяния придают им истинность, а, напротив,

из их истинности вытекают благоденнин. Благодеяния— не условие, а

следствие, Моисей не говорит: если вы хотите жить. соблюдайте заповеди. Его

мысль иная: только соблюдая заповеди, вы сможете жить. В противном случае

вы "погибнете, как народы, которых Яхве истребляет от вас, так вы

погибнете, потому что не послушали голоса Яхве, вашего Бога". Конечно,

знание того, что за соблюдением или несоблюдением заповедей следуют

соответственно блага или страдания, награды или наказания, могло бы

считаться и действительно быть неким условием, снижающим их категоричность,

безусловную долженсчвовательность. Этого не происходит, так как сама связь

"послушание — награда, благодеяние" или "непослушание — наказание,

страдание" является жесткой. По ветхозаветной логике отступление от

заповедей не остается без наказания. Так как для человека уже по

определению награды и благодеяния (и только они) являются предметом

желаний, позитиной ценностью, а наказании и страдания есть нечто прямо

противоположное, то утилитарные аргументы в проповедях Моисея не

релятивируют заповеди; напротив, они подчеркивают - что заповеди,

категоричные и силу божествснного происхождения и статуса, являюгся столь

же категоричными и по человеческим меркам.

В-третьих, их всеобщность. Этот признак приментельно к Декалогу

является спорным. Нельзя рассматривать в качестве всеобщих первую и

четвертую заповеди, в которых Яхве выступает как национально

ориентированный 6oг. Да и остальные мoгут считагься таковыми, только если

вырвать их из контекста Декалога, а сам Декалог — из контекста всей

программы Пятикнижия. Тем не менее так оно и случилось, Декалот вошел в

христианско-европейскую культуру как самостояюльный и самоценный

нормативный кодекс. Его установления — прежде всего "не убивай", "не

прелюбодействун", "не укради", "не лжесвидетельствуй" воспринимадись как

всеобщие требования. без первоначальных, исторически обусловленных

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8