Экзистенциальный анализ. История, теория и методология практики

необходимого условия ЭА видит свою основную задачу, свое философское

обоснование и оправдание, равным образом как и свою методологию. Однако сам

экзистенциальный анализ не является ни онтологией, ни философией. ЭА не

есть философская антропология, Бинсвангер настаивает на том, что его ЭА

есть феноменологическая антропология. ЭА не дает онтологического объяснения

сущностных условий экзистенции, он выдвигает онтические положения -

фактические находки актуально проявляющихся форм и конфигураций

экзистенции. В этом смысле ЭА – эмпирическая наука с ее собственным методом

и специфическим идеалом точности, а именно методом и идеалом точности

феноменологической эмпирической науки.

Сегодня мы больше не можем отрицать тот факт, что имеется два типа

эмпирического научного знания. Первый – это дискурсивное индуктивное знание

в смысле описания, объяснения и контроля естественных событий, в то время

как второе – феноменологическое эмпирическое знание в смысле методической и

критической интерпретации феноменальных содержаний. Это феноменологическое

эмпирическое знание может достигаться независимо от того, имеем ли мы дело

с интерпретацией эстетического содержания поэмы или драмы, результатами

теста Роршаха или психотической формой экзистенции. (Binswanger, 1968)

Бинсвангер настаивает на строгой дифференциации между чистым

Гуссерлем или эйдетической феноменологией как трансцендентальной

дисциплиной и феноменологической интерпретацией человеческих форм

существования как эмпирической дисциплиной. В то же время, отдавая должное

Гуссерлю, Бинсвангер говорит, что понимание последнего невозможно без

понимания первого. Если говорить коротко, разница между этими двумя типами

исследования заключается, прежде всего, в следующем: вместо того, чтобы

рефлектировать на предмет чего-либо, мы должны позволить этому чему-либо

говорить самому по себе, как оно есть. В этой мысли Бинсвангер – прямой

последователь Хайдеггера.

Из фундаментальной онтологии Хайдеггера Бинсвангер также заимствует

экзистенциалы – неотъемлемые характеристики человеческого существования,

несколько переиначивая их на свой лад, он говорит об исследовании таких

экзистенциальных «измерений» как высота, глубина и ширина, тонкость и

сопротивляемость, цветкость и светлость мира, полнота и пустота

существования и т.д. Причем для Бинсвангера экзистенция и Бытие-в-мире

часто выступают как синонимы. Для подтверждения эффективности

экзистенциального метода исследования Бинсвангер ссылается на свой опыт

исследования психотических и невротических форм человеческого

существования.

Что же касается источников феноменов для анализа – это, прежде всего

вербальные манифестации такие как самописания, рассказы о сновидениях,

записи в дневниках, стихи, письма, автобиографические записи. Бинсвангер

говорит о том, что источником анализа в принципе может быть любая

деятельность пациента, тем не менее, особое внимание уделяется именно

вербальным аспектам человеческой деятельности. Главное достижение ЭА по

словам Бинсвангера – это то, что из каждого мира индивида выводится

определенная структура, которая и определяет значение любых феноменальных

проявлений, что позволяет экзистенциального интерпретировать любой

фактический материал, будь то свободные ассоциации или пятна Роршаха. В

такого рода исследовании, как и в любом другом научном исследовании,

происходят ошибки, тупики, преждевременные интерпретации; но, так же как в

любой другом исследовании, имеются пути и средства для их коррекции.

Миропроект

Мир пациента, по Бинсвангеру, наследует временные характеристики

Dasein. Это одновременно и мир как он есть сейчас, и мир, устремленный в

будущее. Иногда в том же значении Бинсвангер использует термин миропроект

(проект мира) именно для того чтобы подчеркнуть аспект интенциональности,

направленности в будущее. Проект мира определяет и тот способ, каким сущее

доступно Dasein. В конечном итоге, Бинсвангер останавливается именно на

термине миропроект как на важнейшим с методологической точки зрения, именно

этот термин переводит наше внимание с ЧТО?, на КАК? В миропроекте

раскрывается трансценденция не только как собственно проект мира, но и

проект себя самого. Понятие миропроекта предоставляет наилучшую возможность

для проникновения в миры душевнобольных.

Традиционная ошибка психиатров, на взгляд Бинсвангера, заключалась в

том, что они слишком много внимания уделяли отклонениям поведения пациентов

от общепринятых форм, вместо того, чтобы сфокусировать все свое внимание

на особенности и уникальности миров и миропроектов своих пациентов. Переход

от естественнонаучного субъект-объектного подхода в исследовании

психических болезней к исследованию экзистенции больных в смысле

трансценденции Бинсвангер сравнивает с Кантианско-Коперниканским поворотом

в науке и философской мысли. Инсайт, который на его взгляд, нам здесь

открывается – это, прежде всего, тот факт, что все связано со всем. Никакие

факты более не могут рассматриваться изолированно. Изменение в отдельной

части приводит к изменению в целом. Меняется понимания самого факта и

необходимых методов для изучения фактов, происходит поворот от простого

аккумулирования фактов с последующими индуктивными заключениями к любовному

отношению к самой природе явления и постижению его в его целостности.

Экзистенциальная слабость

Очень многие экзистенциально ориентированные авторы, описывая

различные варианты психической патологии, говорят примерно об одном и том

же явлении, характеризующемся дефицитом автономии и независимости.

Бинсвангер в этой связи вводит понятие экзистенциальной слабости, под

экзистенциальной слабостью он понимает такую особенность человека, которая

выражается в недостаточно автономной позиции в мире. Экзистенциально слабый

человек блокирует сам себя, как бы отгораживает, отделяет, отрывает от

самих основ своего существования. Он не принимает на себя задачу своего

существования, а доверяет себя каким-то внешним силам: родителям,

руководителям, государству, секте, традиции, кому угодно. Бинсвангер

говорит об экзистенциальная слабости как о падении. Можно сказать, что

экзистенциальная слабость – это падение духа. В работе об экзистенциально-

аналитическом толковании сновидений Бинсвангер описывает сон с картиной

падения птицы. В его интерпретации это падение выражает в символической

форме экзистенциальную слабость сновидца (Бинсвангер, 1999, с.195-217).

В определенном смысле можно также говорить о том, что понятие

экзистенциальной слабости коррелирует с понятием онтологической

незащищенности Р.Лэнга, бесспорно ощутившего влияние психологии

Бинсвангера. И наоборот, если можно так выразиться, экзистенциальная сила

находит свое соответствие с онтологической защищенностью. Онтологически

защищенный человек укоренен в бытии, т.е. в своем собственном теле и в

мире. Онтологически незащищенный, напротив, отчужден от мира и себя самого.

Обычные естественные для других людей обстоятельства могут представлять для

него смертельную опасность.

Преимущества Экзистенциального анализа как научного метода

Бинсвангер утверждает, что по сравнению с естественнонаучным методом,

который «истощает» в своей интерпретации жизненное содержание феноменов,

экзистенциально аналитическое исследование имеет двойное преимущество. Во-

первых, оно имеет дело не с тем или иным концептом жизни, но подходит к

исследуемому явлению более широко и целостно оно вскрывает структуру

экзистенции как бытие-в-мире и к-миру. Во-вторых, он позволяет экзистенции

говорить самой на своем языке. Вслед за Хайдеггером Бинсвангер акцентирует

важность языка (М.Хайдеггер: «Язык – дом бытия») поскольку именно в языке

фундаментальная структура нашего бытия наиболее артикулирована.

Что касается первого преимущества, именно знание структуры или

основной конституции человеческой экзистенции обеспечивает нас

систематическим ключом для экзистенциальными-аналитического исследования

как практического инструмента психотерапевта и психиатра. Становится

понятным, на чем нам акцентировать свое внимание в исследовании психозов, и

самое главное становится ясно как это делать. Мы должны установить вид

пространсвенности и темпоральности, «светлости» и «цветности», а также

структуру «миропроекта к» (под «миропроектом к» понимается индивидуальные

наброски своего будущего, себя в будущем»). Этот методологический ключ

может быть дополнен только структурой бытия-в-мире, потому что именно эта

структура устанавливает норму в нашей диспозиции. Таким образом, мы

становимся способны установить девиации от этой нормы точно также как это

делают точные науки. Возможно, к нашему удивлению, окажется, что в психозах

такие девиации могут быть поняты не просто отрицательно в качестве

«ненормальности», но что они, в свою очередь, презентируют новую норму,

новую форму бытия-в-мире. Например в случае мании мы говорим о маниакальной

форме жизни или даже экзистенции. Это означает, что мы можем установить

норму, которая охватывает и управляет всеми способами выражения и поведения

того, что мы обозначили как мания. Это и есть норма, которую мы называем

миром мании. То же самое оказывается верным и для гораздо более сложного

миропроекта шизофреника.

Относительно второго преимущества речь идет о возможности

исследования языковых феноменов, т.е. значение того, что выражается в речи

в процессе говорения. И здесь очень важны критерии, на основании которых

проводится исследование языковых манифестаций пациентов – говорит

Бинсвангер. «Мы не акцентируем наше внимание, подобно психоаналитикам, на

жизненной истории пациентов, мы также не акцентируем наше внимание на

изменении жизненных функций как это делают психопатологи, исследуя

отклонения в речевых и мыслительных функциях. То, что привлекает наше

внимание в экзистенциально аналитическом исследовании – это языковые

манифестации, выражающие миропроекты наших пациентов» (Binswanger, 1968).

Прежде всего, имеются в виду факты, раскрывающие экзистенциально априорную

структуру пациента, а также структуры его «бытия-к», выходящую за рамки

наличного имеющегося в настоящее время мира.

По мнению Бинсвангера, ЭА удовлетворяет требованиям более глубокого

понимания природы и источника психопатологических симптомов. А поскольку

эти симптомы определяются мирами больных, то исследование этих миров

становится главной задачей психопатологии, и задача эта может быть решена

только с помощью ЭА. Следующий момент, в котором Бинсвангер видит явное

преимущество своего ЭА заключается в том, что другие психопатологические

подходы так и не сумели преодолеть трагический барьер в понимании между

миром здорового и психически больного. Посредством ЭА этот барьер, этот

«зазор» в разнице между мирами здоровых и психически больных может быть не

только научно объяснен, но и научно преодолен.

2.4. Экзистенциальный анализ и психоанализ

В одном из своих писем Бинсвангеру в рецензии на первую часть его

“Введения в проблемы общей психологии” Фрейд задает Бинсвангеру весьма

принципиальный вопрос: «…Как Вы сможете вообще обойтись без

бессознательного? Неужто философический бес держит Вас в своих когтях?

Успокойте меня.” (Бинсвангер, 1999).

Конечно, я никогда “не обходился без бессознательного” ни в

психотерапевтической практике, - пишет позже Бинсвангер, - она и невозможна

без фрейдовского понимания бессознательного, ни в “теории”. Когда я

обратился к феноменологии и Dasein-анализу, для меня расширилась и

углубилась сама проблема бессознательного, поскольку на этих этапах

проблема бессознательного встает с меньшей силой лишь в противоположность

проблеме “сознательного”, которым “бессознательное” во многом — как всегда

это бывает в случаях подобных простых противостояний — определяется и в

психоанализе. Поскольку Dasein-аналитика Хайдеггера — в противоположность

исходящему непосредственно из сознания проекту Сартра — имеет своим истоком

Dasein как бытие-в-мире, то для меня противоположность “сознательное —

бессознательное” отступила несколько назад в пользу описания различных

феноменологически устанавливаемых способов и структур бытия-в-мире”

(Бинсвангер, 1999)

Бинсвангер критикует “объясняющий”, конструктивистский подход к

человеку у Фрейда, его редукционизм и отсутствие подлинного глубинного,

сопрягающего бытие и сущее, целостного обоснования человеческого поведения.

B противоположность Dasein-анализу, который стремится работать со всеми

возможными мировыми проектами человеческого Dasein, психоанализ, по

преимуществу, ограничивается эфирным миром фантазии и сна. Причем, имея с

ними дело, психоанализ работает лишь с “определенной частностью

экзистенции, экзистенции, забывшей о своем истоке”.

В противоположность психоанализу, ЭА стремится работать с человеческим

бытием во всех формах и мирах его существования, в его способности бытия

(экзистенции), возможности бытия (забота и любовь) и неизбежности бытия

(заброшенность), а психоанализ — в единственном измерении неизбежного

бытия, т.е. в заброшенности. Таким образом, экзистенциальный анализ

углубляет и расширяет принципиальные психоаналитические понятия,

психоанализ же суживает и упрощает, в меру своего одностороннего

натуралистического понимания, Dasein-аналитические понятия.

В то время как экзистенциальный анализ не подходит к человеческому

Dasein иначе, чем посредством констатации того неоспоримого факта, что

человек есть в мире, мир имеет и, одновременно, стремится превзойти, выйти

за границы мира, Фрейд подходит к человеку с (сенсуалистическо-

гедонистической) идеей “естественного” человека, Homo-natura. (Бинсвангер,

1999, с.135-162).

“История у Фрейда становится естественной историей, сущностные

возможности человеческого существования — генетическим процессом

развития... Но принципиальный феномен человеческого существования,

являющийся собственным интересом и краеугольным камнем Dasein-аналитической

теории — бытие-в-мире — не есть вещь среди вещей естественных природных

процессов.” (Цитируется по Никифоров, 2001)

Экзистенциальный анализ не может принять утверждение психоанализа о

“бессознательном” как “втором Я” во мне, ибо если личность есть то, что

есть ее мир и если мир впервые схватывается, т.е. вообще становится миром,

в языке, то мы не можем говорить о личности там, где язык еще не есть язык,

а только оповещение и чувственное выражение. Таким образом,

бессознательное, в строгом психоаналитическом смысле, направлено на сущее,

но никогда на Dasein. Ибо Dasein обозначает бытие сущего на своем месте и

способное осуществляться этим своим “Da” (das da ist und sein Da hat), т.е.

знает об этом и сообразно этому ведет себя. Это “Da” есть его открытость,

его мир.

Бессознательное же не имеет мира, мир ему не открыт, и даже не был

“обещан”, как это бывает в ясных сновидениях, и оно не понимает себя из

своего мира. Бессознательное, “Оно” не есть мир в смысле Dasein, ибо быть-в-

мире — это всегда значит быть в мире как я-сам, он-сам, мы-сами. “Оно” “не

имеет отечества” так, как Я и Ты имеют его в дуальном Мы. “Оно” — это

опредмечивающая Dasein научная конструкция, “резервуар инстинктов”.

Экзистенциальный анализ исходит из того, что само Dasein не полагает

собственного основания, но, напротив, знает о том, что имеет основанием

свободу (Frei-heit zum Grunde), свободу в смысле ответственности за себя, в

смысле свободного расположения человеком себя в отношении своего

“характера”, и знает о даре свободной встречи Я и Ты в любви.

Символ в экзистенциальном анализе и психоанализе

В классическом психоанализе З. Фрейда символ выражает бессознательное,

которое нам напрямую не дано. Символы предоставляют нам возможность «узнать

бессознательное» и с помощью соответствующей процедуры интерпретации

выявить его скрытый смысл. Этот скрытый смысл можно понять, если принять

некий присутствующий в сознании предмет как символ. Смысл символа задается

символизируемым, сам же символ влияния на символизируемое не оказывает.

Символизируемое может иметь несколько символических репрезентаций само,

однако, оставаясь неизменным.

Символизируемое всегда энергетически заряжено и это определяет его

яркость, образность и привлекательность. Бессознательное определяет и

задает набор предметов и событий для возможного символотворчества. Фрейд

говорил о том, что все символы так или иначе имеют отношение к «Я»,

ближайшим кровным родственникам, любви, рождению и смерти. Символы задают

определенное осмысление происходящего, с одной стороны очевидное, с другой

стороны не совсем понятное. Поэтому интерпретация требует помощи извне – со

стороны опытного толкователя.

Т.о. в психоанализе символы – не столько символы, сколько знаки –

симптомы, указывающие на исходное в процессе. Для Бинсвангера же более

важно, чтобы символы оставались символами, т.е. были семантически

максимально емкими, чтобы суметь охватить любое жизненное содержание.

Исходным пунктом символотворчества в экзистенциальном анализе выступают не

объекты бессознательного, а экзистенциально-априорная структура (ЭАС). ЭАС

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32